Март перемотал ленту и прослушал эту часть вновь. При каждом упоминании левитации в его мозгу возникал образ грязного, костлявого индусского факира в засаленном тюрбане, с мотком веревки в одной руке и корзинкой со змеей в другой.
Но Даннинг ведь открыл антигравитацию!
Март раздраженно выругался и пустил ленту дальше. Он навострил уши, поймав слова «влияние земного магнетизма», затем все заглушил шум, и снова удалось разобрать обрывок фразы: «… активность солнечных пятен, до сих пор не объясненная астрономами и вежливо игнорируемая всеми специалистами…»
Эти слова вызвали какое-то смутное воспоминание. Март сделал пометку на блокноте, чтобы позднее вернуться к мелькнувшей мысли.
Голос вновь растворился в шипении и реве. Он разобрал лишь, что разговор шел о «расположении планет» — астрологии. Он громко застонал и закрыл глаза, вслушиваясь; запись снова стала разборчивой: «… магнитные бури на земле, которые можно предсказать на основе движения планет…» «Галилей и Ньютон оказали большее влияние на человеческое мышление, чем они думали сами. Они отняли у религии ее чудеса и лишили физику воображения… Индусы достигли большего успеха в раскрытии тайн вселенной, чем американские научно-исследовательские лаборатории».
Это были последние слова, которые еще удавалось разобрать. Рев авиационных моторов, свист и шипение, вызванное неполадками в микрофоне… Март выключил магнитофон.
Чувствуя почти физическую усталость, он перешел к протоколу и быстро пролистал его. Воспоминания тех, кто присутствовал на демонстрации, удивительно мало прибавляли к тому, что удалось извлечь из записи. Все это было слишком неожиданно для свидетелей чуда. Он откинулся в кресле, подводя итог всему услышанному. В общем Даннинг считал, что рутинеры ученые исключили из общепринятых теорий массу полезных сведений. Покойный верил, что значительную часть этой информации можно найти в астрологии, индусском мистицизме, левитации и других сомнительных областях.
В дверь постучали, послышался голос:
— К вам можно, доктор Нэгл?
Это был Кейз. Март встал и предложил кресло.
— Я только что кончил заниматься записью и протоколом. Очень мало отправных данных.
— Да, маловато, — сказал Кейз. — В юности вы, наверное, испытывали чувство, которое охватывает человека, впервые участвующего в соревнованиях. Вы знаете, что я имею в виду. Вы каждой клеточкой тела чувствуете, что у вас нет никаких шансов одержать победу. Или что вы сделаете все возможное для успеха. Вы понимаете меня?
Март кивнул.
— А какое чувство владеет вами теперь, доктор Нэгл?
Март откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. Он понял Кейза. Со вчерашнего вечера он уже прошел сквозь целую гамму всевозможных настроений. Какое из них одержало верх?
— Я могу это сделать, — тихо сказал он Кейзу. — Мне хотелось бы, конечно, иметь больше сведений, и мне не очень нравятся методы Даннинга. Но я могу изучить то, что знал он, и заново осмыслить то, что знаю сам.
— Хорошо! — Кейз встал. — Именно это я и хотел узнать. Вы не обманули моих ожиданий.
Доктор Кеннет Бэрк никогда не переставал удивляться тому, как устроен человек. Еще в ранней молодости он задумывался над тем, почему одни из его друзей верили в привидения, а другие — нет.
Он начал всерьез интересоваться тем, как человек узнает новое, и это в конце концов сделало его профессором психологии в Управлении национальных исследований.
Он был рад, что работой над этим проектом руководит доктор Кейз. Кейз больше, чем другие знакомые ему физики, понимал важность того факта, что каждый исследователь прежде всего человек и лишь затем ученый. Каждая научная теория, каждый закон, как бы добросовестно они ни были изложены и объективно доказаны, всегда несут на себе отпечаток личности наблюдателя.
Бэрк с интересом изучал реакцию физиков на ситуацию, которая возникла в результате открытия Даннинга и его смерти.
Мартин Нэгл вел себя приблизительно так, как и предполагал Бэрк. В годы учебы они хорошо знали друг друга.
Весь день Бэрк сопровождал остальных ученых, осматривавших дом Даннинга. Некоторые, так же как и Март, предпочли посетить дом поодиночке. Другие ездили группами по три-четыре человека. Но к концу дня там побывали все, кроме профессора Вильсона Дикстры.