Когда Арам, Ликоп и Хети прискакали IB селение, Дир настроил против Чокеи почти всех. Сходка гудела на площади перед башней с утра. Здесь собрались все таянцы от мала до велика. Чокея связанная стояла на возвышении под палящими лучами солнца. Она еле держалась на ногах.
— В чем вина этой женщины? —- спросил Арам старосту, пробираясь к возвышению. Дир побаивался молодого охотника, тот был горяч, отважен и верховодил беднотой.
— Она сама призналась в своих грехах, — ответил Дир. — Семь лет назад она наслала на нас ойропат, чтобы поймать Ликопа, который убежал из плена. И только боги спасли нас от смерти,
— Будь честен, Дир, —не боги, а Лота, Хети и Ликоп спасли нас. И та же Чокея, которую вы судите. — Арам встал рядом с Диром.
— Теперь эта презренная женщина привела сюда ойропат снова, и уже пролилась кровь горцев. Хотя она и утверждает, что с нею была только одна девушка, но это ложь! Мы видели множество следов...
— Нет, это правда! Я сам видел эту кровь, я сам видел эти следы. Там было две лошади и кровь барса, которого убил Хети. Зверь ранил Хети, и девушка спасла его. Вот он стоит перед вами. Он подтвердит, что девушка была одна. И она его родная сестра. Она пришла сюда, чтобы увидеть отца и мать.
— Вот как! —воскликнул Дир. — Семь лет мы жили в страхе из?за того, что ждали ойропат, которые придут за Лотой, они, слава богам, не пришли, но теперь за дочерью Лоты придут непременно.
— И это неправда. Я знаю, Лота, ее дочь и эта женщина возвратятся обратно и никто не посягнет на твои богатства, Дир. И я еще знаю другое: тебе больше старостой не быть. Таянцы! До каких пор будет старшим над нами человек, живущий ложью, обманом и грабежом! Охотники! Скажите, сколько он платит нам за шкуры? Гроши! Рыбаки! Разве не за бесценок скупает он вашу рыбу? А сколько он выручает на продаже нашего вина? Он сеет между нами рознь, он держит нас в страхе, чтобы легче было грабить. Пусть Ликоп будет старостой, я это всем вам говорю...
... Лота въехала на холм, остановилась, чтобы оглядеть дорогу. Внизу, около овражка, на обочине дороги маячила фигурка человека. Может, это Ликоп, избитый и ограбленный? Никто другой эту дорогу не знает, не ездит по ней. А может, Хети? Лота ударила пятками в бока лошади, и конь галопом понесся вниз по дороге. Увидев всадницу, человек поднялся с камня. И по знакомому, привычному взмаху Лота поняла: перед ней амазонка. А та правой рукой уже выхватила из колчана стрелу, левой подняла лук и положила стрелу на тетиву. Чем ближе Лота подъезжала к амазонке, тем увереннее была, что перед нею ее Мелета. Она, конечно, выросла, но разве могут измениться ее милые черты? А амазонка уже подняла лук.
— Остановись, Мелета!
Лота соскочила с коня и, протянув руки, побежала к Дочери.
Вот она подбежала к ней. Дочь стоит неподвижно.
— Здравствуй, родная!
— Хайре, благословенная! — Мелета выбросила руку над плечом. Для нее Лота по–прежнему была полемархой...
... Под вечер на пасеку приехали Арам, Ликоп, Хети и Чокея. Лота и Мелета готовили ужин. Девушка изменилась, стала веселее и только на Ликопа глядела тревожно.
Отец хорошо понимал амазонку; он не пошел к ней с объятиями и вел себя так, будто Мелета здесь давно. Он хотел, чтобы она привыкла к дому, к матери, а потом и к нему.
— Ты знаешь, мама, — восторженно рассказывал Хети, — отца снова поставили в старосты. Арам молодец, он перевернул сходку вверх дном. Теперь мы снова будем жить в селении. И еще: таянцы согласились с осени начать строить стены. Теперь нам не будут страшны грабительницы из Фермоскиры.
Ужинали в молчании. Говорить по–фарнакски при Мелете было неудобно, только Лота изредка перебрасывалась с дочерью парой слов.
Потом разошлись на ночлег. Мелета долго не могла уснуть. Размышляя о происшедшем, она вспомнила, что среди своих подруг славилась тем, что больше всех тосковала о матери в первые годы учебы в гимнасии и это часто служило поводом для насмешек. Только теперь Мелета начала понимать, почему она отличалась от других амазонок. Ее мать Лота пришла в Фермоскиру из другого детства — она вскормлена не козьим молоком, а грудью матери, она познала ее любовь, познала вольную жизнь ребенка, она прошла через все то, чего лишены были дочери Фермоскиры. И все это передала Мелете. И все же Мелета не понимала, почему Хети, не родной сын Лоты, называет ее нежно, и ласково мамой.
