Купить себе еще один дом, здесь, в этом странном городе, приезжая сюда просто так?
А почему нет?
Но зачем?
Господин Эшенден, зачем вы меня опять втягиваете в странную историю, почему вы так уверены, что я не пожалею об этом? И где вы вообще? Пишете очередную пьесу в домике на юге Франции? Или вытаскиваете империю из очередной катастрофы местного масштаба где-нибудь неподалеку, в Рангуне или Гонконге?
Я снова осмотрела участок и забор, совсем слабый, особенно сзади — там, где располагается длинный одноэтажный сарай с гаражом, кухней и комнатами для слуг.
Чего мне опасаться? Ведь если я пока ничего не знаю о деле, за которое взялась, то никто ничего не знает и про меня. Все логично: если закрываешь глаза, то опасности не видишь — а значит, ее нет.
А что есть?
Пока лишь несколько интересных фактов.
В город приехало множество людей, которые незнакомы — или не очень нравятся — инспектору Робинсу. В том числе откровенных бандитов.
Тот же инспектор Робинс вскользь заметил, что у его «секретных собратьев» что-то готовится, и еще — что какой-то их агент не вышел на связь. Что за агент? Наверное, впрочем, это тот самый китаец.
Одновременно глава специального подразделения — возможно, единственный в городе его европейский представитель — откровенно спился, будет заменен на днях, замена его уже здесь. И тут в городе пропадает агент секретных служб нового Китая, ставя последнюю точку в карьере… как его? Таунсенда.
Что здесь непонятного? Только то, зачем этого агента сюда прислали. Китаец, который не говорит ни на одном языке из тех, что здесь пригодны — а только на французском? Кому тут такой потребовался — британцам, или, наоборот, что-то понадобилось шпионскому ведомству главы нового китайского правительства? И еще: как он собирался участвовать вот в этих событиях, которые тут готовятся, не зная языков?
Наконец… что-то вчера сказал Тони, какое-то случайное слово. Что-то важное… а я упустила это. И вспоминать поздно.
И это все. Что ж, пусть Тони делает свое дело — два, собственно, дела. Пусть изучает стихи и подружится окончательно со своим краснолицым знакомым. Потому что для меня нет другого пути, чтобы узнать, что знают англичане, и еще то, чего они не знают.
Ну, то есть не все, есть еще пропавший доктор? Но это никак не вписывается в картину сбежавшего китайского шпиона. Более того, если бы не уверения инспектора, что убийства или пропажи европейцев здесь все наперечет с начала века, то я сейчас и не вспомнила бы об этом деле. Нет, давайте не будем смешивать в одну кучу всю преступность в городе.
А раз так, есть время спокойно заниматься другим делом, о котором Робинс может рассказывать кому угодно. И начинать это мне предстоит сегодня, хуже того, через час.
В доме, с удовольствием ступая по прохладному дереву пола, я переоделась в свою боевую одежду из брезента, с карманами и всем прочим. И Мануэл, который с почетом размещался так же, как и я, в доме (а не в каменном сарае для слуг), в комнатке справа от входа, вывел мне к порогу блиставшего чистотой черного монстра.
Он обожал его.
Может быть, Мануэлу просто нравилось каждое утро мыть и полировать что-то такое, пахнущее газолином и смазкой.
Кстати, а не поехать ли чуть побыстрее, попробовав заодно пару тех штук, которые показал мне Лим — человек Бока?
Скорость. У меня все усиливалось странное чувство, что события несутся очень быстро, вот только я этого пока не ощущаю.
Это были очень старые ковры, неприлично потертые, ими были обиты все стены вокруг. На полу тоже лежало что-то мягкое — типа войлока. И по этому войлоку змеились провода, в палец толщиной, в матерчатой оплетке. В центре комнаты (вообще-то чердака обычного китайского дома на Хай-стрит) стоял стол, над которым нависала вешалка для одежды. Поперек вешалки была примотана веревками толстая бамбуковая удочка, один конец которой склонялся к столу. Вдоль удочки вились опять же провода, и вели они к странному предмету — квадратному, размером с кулак, в проволочной сетке, который чуть не касался стола. И еще провода, повсюду, некоторые вели к каким-то тумблерам из черного бакелита. И весьма странные ящики вдоль стены. На некоторых из них были стеклышки, за стеклышками замерли стрелки. Электричество внушает уважение, хотя бы потому, что непонятно, что это такое.
