— А, вы его знаете? Ну, этим фактом отец Эдвард как раз поделился. Они говорили на французском. Но больше из него никаких подробностей вытянуть не удалось.
— Он выходил из приюта?
— Да, прогуливался каждый день. Так что город в окрестностях Букит Нанас, возможно, знал к моменту второго побега хорошо. На взгляд знал — ведь говорить там ему было не с кем. Ни английского, ни диалектов… Все равно что глухонемой.
— Ну, и последнее. Внешность. Приметы. И не говорите, что он похож на китайца.
— А вот тут самое интересное. Ну, ладно еще отец Эдвард заявляет, что более обыкновенного китайца не найти. Но это же подтверждает и китайский портье. Средний рост. Лет, возможно, сорок. Лицо круглое, пухленькое. Глаз не видно — очки, круглые, обычные, в металлической оправе, как сейчас носят. Шрамов, родинок, бородавок — никаких. Волосы зачесаны назад, как у всех нас. В общем, человек без лица. И честно вам скажу, госпожа де Соза, я был бы безмерно рад, если бы дело у меня забрали. Ведь формально оно за мной остается.
— А что, вам трудно найти китайца в Куала-Лумпуре?
— В том-то и дело, что никаких, на взгляд, трудностей. Ну, смотрите сами — в городе живет сто пятнадцать тысяч человек, из которых китайцев почти семьдесят тысяч, включая женщин и детей. Не так уж и много. Если учесть, что все они подлежат регистрации. Рабочие на оловянных шахтах или каучуковых плантациях, пуллеры рикш, даже нищие на улицах — все. И кому нужно ссориться с нами и скрывать, что он вчера дал приют китайцу из Китая, который и в землячестве-то ни в каком не состоит? Одиноких китайцев, как вы знаете, у нас не бывает. В одиночку они не выживают. Ну, тут, конечно, есть такая штука. Нанимается китаец на шахту, забирает аванс и сразу бежит на поезд. Его догоняют и бьют, деньги отбирают. Но таких случаев в те самые дни не было. А поезда за это время, пока он отсиживался в приюте, уже были взяты под наблюдение. Как и улицы, ассоциации, лавки. Великий боже, вся полиция ищет одного китайца, который тут — как ребенок в джунглях. Формально и сейчас ищет. И ведь не нашла.
«Молодец», — сказала я мысленно. Мне начинал нравиться этот человек без лица и имени.
— Просто любопытства ради, — сказала я, — а вот этот ваш пропавший доктор… доктор Оуэн… так и не нашелся?
— Не совсем, — пожал плечами Робинс, — но возможно, что все не настолько уж плохо. Искать труп в джунглях — дело почти бесполезное, поэтому я действовал в другом направлении. Слал телеграммы. Звонил. И, представьте… В Сингапуре был, оказывается, заказан, но не выкуплен билет на имя доктора и миссис Оуэн. В Коломбо, каюта второго класса. Правда, это вот «не выкуплен» меня немножко огорчает. Но все же некоторый оптимизм возникает.
— А он был женат?
— Да как раз нет. Но все же можно себе представить, что появляется некая особа… Не обязательно добродетельная, знаете ли, но сейчас, в дни несчастья, добродетели кругом стало куда меньше, а отчаянных голов сколько угодно. Сбежать от мужа, очередного разорившегося плантатора, к доктору, с ним до Коломбо — а оттуда куда угодно. Вот только никто из плантаторов о побеге жены не заявлял. Впрочем, может и не заявить никогда. Уехала домой, в Англию… А ограбление? Как я уже сказал, Оуэн был не тем человеком, которого кому-то захотелось бы грабить.
— А вы уже спрашивали здешних жителей, не одалживал ли ваш доктор у кого-то денег на дорогу? — поинтересовалась я.
— И еще как спрашивал, — с удовольствием посмотрел на меня инспектор. — И если бы получил хоть какой-то ответ, кроме «нет», то можно было бы даже переквалифицировать это дело как «мошенничество». Но — увы… В общем, как видите, у нас тут есть много более серьезных дел, чем гоняться за подданным какой-то там Китайской республики по всей колонии.
— Любопытства ради — а он, ваш доктор, тоже оставил в доме все нетронутым?
— Ну, там нечего было трогать. Но паспорта и денег не обнаружено, медицинский чемоданчик тоже отсутствует. А что вы им так интересуетесь?
— Наверное, изучаю, как исчезают люди…
А дальше был здешний знаменитый стейк на раскаленной сковороде — инспектору Робинсу бой нес его на укутанных салфеткой и вытянутых вперед руках, над влажно блестевшей золотистой корочкой мяса реяло облако соусного пара. Народ в баре, слыша приближающееся шипение, уважительно расступался.
