Янки понимающе кивнули, а в глазах Чучанги, которому Воронцов озвучил свою просьбу по-тлинкитски, отразилось чувство благодарности за заботу графа о его соплеменниках.
* * *
Двинулись дальше, но ехали в напряженном молчании, ибо каждый был охвачен чувством близкой опасности. И не зря. Очень скоро впереди раздался зловещий свист, и мужественное лицо Майкла резко побледнело.
– Иккискот![31] – взволнованно воскликнул он. – Так индейцы подают сигнал к атаке!
– Вперед! За мной! – быстро скомандовал Воронцов и направил мустанга крупной рысью на запад.
Сзади раздался боевой клич пустившихся в погоню индейцев, и отряд разведчиков перешел на галоп.
В нескольких сотнях шагов позади их отряда мчались мустанги, на спинах которых вместо седел красовались попоны из голубой материи. Восемь индейцев неслись, размахивая длинными копьями и небольшими, украшенными скальпами круглыми щитами из кожи буйволов. На тропу войны индейские воины всегда выходили с обнаженными торсами, поэтому у некоторых преследователей грудь была расписана пестрыми красками, у других – покрыта татуировками. Длинные черные волосы гуронов развевались за плечами, как конские гривы, а головные повязки из тонкой кожи, расшитые бисером и украшенные маленькими зеркальцами, издавали слабый, но мелодичный перезвон.
Голова мчавшегося на резвом скакуне впереди всех всадника была украшена живописно развевающимся убором из длинных орлиных перьев, спускавшихся на спину, в руках он сжимал ружье. Судя по всему, это был один из сахэмов[32] гуронов.
– Индейцев всего восемь, и у них одно ружье на всех! Так что силы почти равны! – торжествующе прокричал на скаку Майкл, и лица его спутников несколько просветлели.
* * *
В ходе погони быстроногие мустанги Воронцова и Чучанги закономерно оторвались от более тихоходных лошадей американцев, и индейцы стали нагонять последних.
– Придержи кобылицу! – крикнул Алексей Михайлович Чучанге, одновременно сдерживая стремительный бег и своего жеребца. Когда же Майкл и Уильямс поравнялись с ними, громко скомандовал: – Ружья – к бою! – Как только эта команда дружно и быстро была всеми исполнена, последовала новая, протяжная: – Отря-я-яд, стой!
Все четверо круто осадили лошадей и развернули их в сторону преследователей. Гуроны, не ожидавшие подобного маневра, по инерции стали накатываться на них лавиной.
– В лошадей – цельсь!
Разведчики вскинули ружья к плечам.
Сахэм, увидев наведенные на него стволы ружей, вздыбил коня, чтобы прикрыть себя его телом.
– Пли!
Ружья дружно и оглушительно извергли пламя.
Четыре передние лошади рухнули наземь как подкошенные и задергались в конвульсиях, причем упавший конь сахэма придавил хозяину ноги. Остальные же скакуны, напуганные грохотом близкого ружейного залпа и, видимо, еще не привыкшие к подобным звукам, шарахнулись в стороны, сбросив с себя всадников, которые от неожиданности сползли с их спин вместе с попонами. Из всех преследователей только один, видимо, самый ловкий, смог-таки удержаться на коне, вцепившись в его гриву. Подняв мустанга на дыбы и высоко вскинув длинное копье, он бесстрашно кинулся на чужаков.
Положение приняло критический оборот: ружья разряжены, и защититься от разъяренного индейца, глаза которого метали громы и молнии, было больше нечем. Неожиданно для всех Майкл выхватил из притороченной к седлу сумки длинноствольный пистолет. Конечно, до убойной силы ружья этому оружию было далеко, но Майкл все же прицелился и нажал на спусковой крючок. Однако выстрела, увы, не последовало: «секретное оружие», о существовании которого никто из спутников даже не подозревал, дало осечку. Как потом выяснилось, Майкл просто забыл подсыпать пороху на полочку пистолета для притравки (то есть для воспламенения порохового заряда).
Последняя надежда на спасение рухнула…
И тут навстречу атакующему их гурону внезапно бросился Кучум. Бросился молча, даже без своего знаменитого рыка. Разбежавшись, пес взвился в прыжке и вонзил острые крепкие клыки в ногу мустанга выше колена, а затем под тяжестью своего тела плюхнулся на землю, так и не разжав челюстей, из которых торчал кусок вырванной плоти. Конь жалобно заржал и, захромав на обагрившуюся кровью ногу, ошалело шарахнулся в сторону. На сей раз всадник удержаться на нем уже не смог.
