Аляска, сэр! - страница 2

, флотскому чину капитана второго ранга, что считалось одним классом выше. – Вы можете позволять себе «невинно» шутить со своими подчиненными, однако я подчиняюсь лишь его превосходительству Николаю Петровичу Резанову! Кроме того, вы оскорбили не только меня лично, но – в моем лице – и весь мой род, далеко не последний в России! К сожалению, в данный момент я не могу обратиться к вам с требованием немедленной сатисфакции[7], ибо в условиях дальнего плавания дуэли категорически запрещены, поэтому оставляю за собой право сделать это сразу же по возвращении экспедиции в Кронштадт. – С этими словами Воронцов демонстративно покинул кают-компанию.

Все притихли, растерянно переводя взгляды с Резанова на Крузенштерна. После некоторой паузы Николай Петрович поднялся из-за стола и жестом пригласил Ивана Федоровича в свою каюту.

Резанов расположился в уютном кресле за большим письменным столом красного дерева, в то время как Крузенштерн остался стоять по другую его сторону в позе провинившегося школьника.

– Вы, Иван Федорович, очень огорчили меня, – начал тяжелый для обоих разговор камергер. – Ведь вы являетесь не просто флотским офицером и даже не только капитаном флагманского корабля, но еще и начальником Первой кругосветной экспедиции русского флота! Организованной, кстати, по вашей же инициативе и при вашем деятельном участии. И вдруг какой-то совершенно мальчишеской выходкой, поддавшись всеобщему игривому настроению, позволили себе сегодня не только подорвать собственный авторитет руководителя, но и незаслуженно обидеть уважаемого человека.

– Знаем мы этих «уважаемых» паркетных шаркунов, – досадливо буркнул Крузенштерн, глядя себе под ноги.

Резанов посмотрел на собеседника так, будто видел его впервые.

– Вы несправедливы, Иван Федорович, к графу Воронцову. Он по праву занимает должность столоначальника в Министерстве иностранных дел и в случае успешного заключения торгового договора с Японией будет, несмотря на его довольно молодые годы, представлен мною к пожалованию ему чина коллежского советника, равного в соответствии с Табелью о рангах, как вам, безусловно, известно, флотскому чину капитана первого ранга. Вот так, – многозначительно подчеркнул камергер. – Что же касается пристрастий господина Воронцова, то вас почему-то никто не упрекает в том, что вы развели в своей капитанской каюте целый зоопарк, накупив в Бразилии дюжину попугаев, в том числе красавца ара чуть ли ни в полсажени высотой. Граф же предпочел приобрести там же зеленую мартышку. Только и всего.

– Но я же не разгуливаю со своими попугаями по верхней палубе военного судна! – огрызнулся капитан-лейтенант, понимая, однако, неопровержимость доводов камергера.

– Так вы моралист, Иван Федорович?! – притворно удивился Резанов. – Тогда вам бы в самую пору не экспедицией руководить, а в институте благородных девиц преподавать! – Увидев, сколь обиженно вспыхнуло лицо Крузенштерна, он примирительно добавил: – Не обижайтесь, уважаемый Иван Федорович. Мы с вами, слава богу, одни, так что у вас нет повода вызвать меня на дуэль. – Глаза камергера озорно блеснули. – Я же прекрасно понимаю, что ваша недавняя публичная выходка, а по-другому я ее, извините, назвать не могу, вызвана тем, что какому-то, как вы соизволили выразиться, «паркетному шаркуну» уже с рождения выпало стать графом, аристократом, тогда как вам, выходцу из мелкопоместных дворян, предстоит добиваться места под солнцем трудом и знаниями. Увы, но данное положение дел не по силам изменить ни вам, ни мне… – Резанов ненадолго задумался. – Кстати, прошу вас присесть, Иван Федорович, тем более что самое главное я уже сказал…

Крузенштерн благодарно взглянул на хозяина каюты и, придвинув к столу кресло для гостей, расслабленно в него опустился: насколько он понял, «официальная часть» разговора, а на самом деле – разноса, закончилась. Действительно, камергер уже совершенно спокойным тоном принялся давать ему, неопытному пока в светских делах человеку, полезного рода наставления.

– Имейте в виду, Иван Федорович, что по прибытии в Петербург разговоры о сегодняшнем конфликте между вами и Воронцовым непременно возобновятся, и представители аристократических кругов вряд ли встанут на вашу сторону. Я хорошо знаю графа Михаила Петровича Воронцова, отца Алексея Михайловича. Он весьма близок к придворным кругам и, думаю, не простит вам оскорбления, нанесенного его сыну и наследнику. Поэтому постарайтесь превозмочь гордыню и тотчас по возвращении из плавания изыскать возможность извиниться перед Алексеем Михайловичем. Поверьте: это пойдет лишь на пользу вашей дальнейшей карьере, которая лично мне представляется блестящей.