Зэн тихо вышел из его покоев и ещё раз прочитал приказ.
Он даже не переночует в этом городе-дворце, а сразу "на фронт" — в Академию изучать геологию и горнодобывающее дело. Доздавать документы на получение подданства он будет, уже вкалывая на комбинате.
Новое утро в Омикроне его жители встречали с повышенной тревогой. Только-только утих огромный терминаторный шторм — это как землетрясение, но опаснее, больше похоже на ковровое извержение вулкана.
А Азия больше не имела никаких прав и причин оставаться в госпитале. Её под конвоем, отчаянно не желающую уходить, но никак не показывающую этого, отвели в тёмное сырое место.
Азия теперь вспоминала, как флиртовала с охранниками, которые её вели и как больно чувствовались на руках железные наручники. Неужели её взмахивание ресничками и наивные глазки больше не та сила, которая делает всё мужское население её союзниками. Да, молоденький охранник явно смотрел на неё обожающим взглядом, на её коленки и округлые груди, но всё равно сюда запер. Азия расстроено надула губки даже не думая, что её никто не видит и ни на кого это не возымеет никакого воздействия. Это была её естественная поза, реакция на происходящее.
Азия расстроилась, она не любила плакать, но часто это делала, особенно последнее время. Может если бы она сейчас заплакала, то ей было бы легче. Но она держалась как принцесса.
"Пусть думают, что я принцесса рейдеров".
Она часто видела в кино как преступники, сидящие в камерах, держатся за решётки. Тогда это казалось глупой тратой сил, но сейчас неведомая сила тянула её саму схватиться за решётку и стоять около неё.
Только осознание, насколько неэстетичная эта поза и как она будет в ней смотреться, заставило девочку сдержаться. Камера вовсе не была местом сырым и мрачным, скорее нудным. Уже через несколько минут девочке захотелось выйти отсюда, когда она вспомнила что нельзя, от этого стало ещё хуже. Азия решила считать дни, но скоро передумала и начала считать часы, а потом минуты.
Каждая минута тянулась как неделя.
"Почему я раньше не задумывалась, сколько времени проходит". Она спокойно теряла дни, недели, месяцы и ничуть не жалела по этому поводу.
"А тут эти минуты". Азия поймала себя на том, что разговаривает с собой вслух. Но камера одиночка была для неё предпочтительнее.
"Кто его знает, кого насажали в другие камеры". А становится жертвой случая по подбору партнёров для общения Азия никак не хотела. Она очень живо вспоминала, как над ней издевались девчонки из школы. Так что теперь ещё один удар был ей не нужен. То ведь были просто дети, а тут уголовники.
— Уголовники, такие как я, — сказала Азия вслух и сама засмеялась со своей шутки.
Несмотря на то, что Азия тщательно считала минуты, а потом секунды, времени точно она не знала, никаких часов кругом не было. На улице было темно, а в камере видимо "тихий час" или "спокойная ночь", так как света никто не включал.
Девочка быстро привыкла к темноте. Её глаза начали различать серые предметы, только не их цвета. В камере был стол, стул, койка и даже картина на стене, только никак не удавалось разобрать, что на этой картине нарисовано. А ещё Азия нашла целую стопку книг и полистала их, снова не сумев ничего прочитать. Были ещё и журналы, девочке было понятно какого предназначения. В темноте она угадывала силуэты.
Азия вспомнила об Энти. Девочка сразу предалась мечтаниям об этой непонятно почему такой запрещаемой человеческой сфере. Ну и что, что мечтала она больше про девушек, которые её гладят и раздевают. Азия счастливая легла на койку и закинула голову назад, думая о приятном.
"В конце концов, я же одна и никто не заметит, о чем я мечтаю".
"От других скрывать это можно, но от себя никуда не убежишь". Азия отлично понимала, что если бы она была не одна в камере, было бы или лучше или намного хуже, но рисковать не хотелось. Девочка и не заметила, как уснула. И казалось, нисколько не проспала, как металлический засов с лязгом открылся, и охранник пригласил девушку на первый в её жизни допрос.
Азию спросонья усадили на неудобное деревянное кресло со странной формы подлокотниками. Прямо в глаза зажгли яркий свет. Девочка зажмурилась, закрываясь правой рукой, и ещё долго не могла открыть глаз. А когда смогла это сделать, то ничего кроме этого света не видела.
