* * *
Красные скалы, по которым назвали неприметную бухту, оказались на деле вовсе не красными, а охристыми, с белыми и ярко-оранжевыми прожилками. Узкая полоса ослепительно белого песка, зажатая меж каменных россыпей, уходивших далеко в море, отделяла мерно накатывающий на берег прибой от буйной зелени джунглей. Отдавший оба якоря карак покачивался на волнах десятках в трех саженей от берега, а ялик в шесть весел, сновавший туда-сюда, перевозил груз и команду.
На берегу бухты раскинулось нечто смахивающее одновременно на безжалостно разгромленный кочевниками торговый караван и лагерь наемников в период военных действий – пара пологов, натянутых под защитой огромных валунов, разбросанные повсюду мешки и бочки, сложенное на войлочных подстилках оружие. У самого прибоя азартно, с криками и улюлюканьем, рубились трое на трое, кто-то постреливал из арбалета в прислоненную к камням деревянную мишень с грубо нарисованными разноцветными кругами, тут же дымил костерок, над которым покачивался закопченный вместительный котел.
– …А я говорю: капитан, давайте к Нергалу плюнем на эту затею и свалим, пока целы. Не пустят в Кордаву – не беда, уйдем к барахцам. Да с чего старому скряге нас выгонять – король же с нашей добычи имеет больше, чем собирает налогов со всего города! Принцесса заступится, в случае чего… Пообещаем, что впредь будем безобидны как новорожденные ягнята, и дело с концом.
Видно, боцман произносил эту проникновенную речь уже не в первый раз, и теперь повторял в слабой надежде на истинность известной мудрости – вода камень точит. Зелтран и Конан сидели, прислонясь к нагретому солнцем камню, и боцман тщетно пытался убедить капитана в том, что казавшаяся поначалу такой легкой авантюра оборачивается чем-то непредсказуемым и исключительно опасным даже для искушенных в передрягах корсаров.
Во-первых пропала шкатулка с картой. Капитанская каюта запиралась только на ночь, но никому из команды «Вестрела» в голову не пришло бы войти туда. Тем не менее в один прекрасный вечер шкатулка исчезла, а над караком немедля пронесся ураган в образе его собственного обозленного капитана. Но маленькая коробка из светло-желтого дерева канула неизвестно куда, а на следующее утро тали одного из ялов оказались перерезанными, сам же ял с тремя корсарами из экипажа давно растаял в темной южной ночи. Все уже были готовы к тому, что корабль сменит курс и повернет назад, однако вмешался Крысенок, отозвавший Конана в сторону и затем надолго засевший в капитанской каюте вместе с ним. О чем Вайд толковал с киммерийцем – никто не узнал, но нос карака по-прежнему смотрел на восход, на стигийские берега.
– …Это ты-то – новорожденный ягненок? – невесело усмехнулся Конан. – Скорее уж старый козел…
– Пускай козел, – с готовностью согласился Зелтран. – Но сердцем чую
– не разыщем мы ничего хорошего, и сами сгинем!
Северянин ничего не ответил, крутя в руке небольшой кинжал-дагу и время от времени подбрасывая его в воздух. Клинок неизменно вонзался по рукоять в ставшую уже довольно глубокой ямку в плотно слежавшемся мокром песке.
– Это же Дарфар! – отчаявшись, напомнил боцман. – Дарфар, а не что-нибудь!
– Ну, Дарфар, – неохотно согласился киммериец. – Что с того? Дарфарцы не страшнее пиктов, да и прячутся не на каждом шагу. Пройдем…
– Без карты?
– Карта есть, – северянин кивнул на Крысенка, с выражением мрачной решимости метавшего тяжелые ножи в ствол тонкой раскидистой пальмы. Зелтран пожал плечами, отказываясь что-либо понимать и совсем расстроенным тоном сказал:
– Взяли б хоть Сигурда с собой…
– Я еще собираюсь вернуться, – буркнул Конан. – Мне нужен корабль. Вы вдвоем сохраните его. Надеюсь, ты не дашь подпалить себя во второй раз?
Сигурд, узнав, что его оставляют с частью команды на борту немедленно впал в ярость и схватился за меч. К величайшему удовольствию всего экипажа, тут же начавшего делать ставки, на корме «Вестрела» произошло небольшое сражение, закончившееся полетом ванахеймца на нижнюю палубу. К сожалению, никто не понял и половины мудреных северных слов, которыми обменялись капитан и рулевой, хотя смысл был ясен и без перевода. Обозленный и побитый Сигурд напоследок выкрикнул что-то уж совсем заковыристое, а на зингарском заявил, что больше никогда не встанет за штурвал этого проклятого корыта, а всех киммерийцев при рождении Кром явно бил по голове, причем очень тяжелым предметом. Потом ванахеймец отряхнулся и, зло ворча в бороду, отправился к своему ненаглядному рулю.