— Будет тебе, Хадор. Позволь мне хоть немного отдохнуть с дороги, вечереет уже… увидимся на пиру.
— Подчиняюсь… — молодой эльф склонил голову в шутливо-почтительном поклоне и вышел из комнаты.
Хэлдар закрыл дверь за своим болтливым племянником и огляделся. Отведенная ему комната была не слишком просторна, по вполне удобна. Она находилась в третьем этаже западной башни старого замка Гэлвинов, одного из самых старинных (по людским меркам, конечно) родов королевства Одайн; располагался замок на границе с эльфийским лесом Молодой Листвы и в былые времена не раз выполнял роль пограничного гарнизона. Теперь же, когда войны людей и эльфов канули в прошлое и старые обиды поросли быльем, он стал родовым гнездом баронского рода и гордо нес на фасаде герб Гэлвинов — черный лис на серебряном поле, по углам — пучки копий. Замок был построен из серого с черными прожилками камня, так что казалось, будто стены его — сплошь в трещинах, и вот-вот рухнут на головы беспечным обитателям. Куда как обманчивое впечатление… Гэлвины строили с умом: во время оно в раствор, скрепляющий камни, щедро добавляли сырые яйца, и даже, по совету мастеров, купили — не пожадничали — несколько бутылей густого и белого, как хорошая сметана, вяжущего сока какого-то неведомого южного растения (одна бутыль снадобья стоила как доброе стадо в сотню коров, правда, и разводили его на целую бочку…) Раствор с добавлением заморской диковины схватывал камни намертво, не выкрашивался и плевать хотел на любые потопы, а если уж до конца верить россказням смуглолицего и краснобородого купца, умудрившегося за три дня пребывания в старом доме Гэлвинов распродать весь свой запас бус, а также обрюхатить двух служанок, еще и защищал от ударов молнии… Насчет этого проверить пока не удавалось — боги миловали, а во всем остальном логово Черных Лисов удалось на славу.
Эльф расчесал волосы, заплел их на висках и закрепил низко на затылке легкой серебряной пряжкой: еще до прихода мальчишки Хадора он успел умыться и сменить привычную одежду Вольного Стража (серебристо-зелено-бурую, в обиходе именуемую «лесная тень»), на более парадный камзол темно-красного атласа, штаны и рубаху белою шелка, серые сапоги нильгайской замши; сел в кресло, стоящее у окна, опустил подбородок на переплетенные пальцы рук, и попытался разобраться в том беспорядочно спутанном клубке, в каковой превратилось его такое дисциплинированное сознание.
Как назло, перед самым уходом из общей резиденции Вольных, куда стекались все новости и откуда все важные вести отправлялись в столицу, он наткнулся на прилипалу Герана и не успел притвориться старым, замшелым пнем; грубить же другу не хотелось — в результате пришлось тащиться вместе с ним па это нелепое празднество. Немало повеселило его и прочитанное по дороге письмо от матери, вновь умоляющей его памятью отца вернуться домой, признать оскорбление — досадным недоразумением и занять достойное лорда Лотломиэль место при дворе Четырех Королей; в конце письма матушка с рвением, достойным подкупленной свахи, перечисляла достоинства его невесты Нианы… Хэлдар не нуждался в напоминаниях, он очень хорошо помнил Ниану — высокую, божественно сложенную, с длинными волосами цвета воронова крыла, синеглазую и грациозную, и безразличную ко всему на свете, кроме своего достоинства и фамильных драгоценностей. Да еще это давешнее купание в ледяной воде Быстрицы…
Именно оно, и ничто другое. А все остальное не имеет ни малейшего значения, сказал Хэлдару внутренний голос. На самом деле тебя беспокоят мысли о той негоднице; и важно даже не то, что они… чересчур… их попросту не должно было быть, не так ли? Эльф думает о человеческой девушке? Рыбки в облачках порхают, гном весь трактир пивом за свой счет угостил… И при всем том они есть, эти мысли. И прогнать их тебе не под силу. Даже не пытайся.
Хэлдар резко встал, распахнул окно — пусть комната проветривается, и, заперев за собой дверь, направился по коридору к лестнице, ведущей вниз, в пиршественный зал. Нa последних ступенях он задержался, поскольку впереди него, в полутемном холле кто-то разговаривал.
