— Понятно… — эльф, неслышно ступая, прошел через комнату и уселся на широкий подоконник. Какое-то время они молчали, не в силах произнести ни одного разумного и связного слова. Первой решилась Амариллис.
— Я… я хотела поблагодарить тебя. Если бы не ты, я бы сегодня накрылась ногами при всем честном народе, а потом меня этим столом как муху бы прихлопнуло. И меня, и мою репутацию… позор и поношение! Это ведь выдра Ливайна все подстроила, верно?
— Да, — машинально ответил эльф, — это она… Послушай, не стоит благодарностей, я ведь не дракона сразил…
— Еще как стоит. Для вас легче дракона сразить, чем перед орчатской кровью на колено стать…
— Прости, это не мое дело…
— Да и не мое. Это дело моей прабабки: понесла ее нелегкая в лес по весне, сок успокой-дерева собирать. Вот и нарвалась она на костоломку… а та только проснулась, и была сильно не в духе спросонья. Ну и решила прабабкой закусить, чтобы настроение поднять. И если бы не проходил мимо орк, не было бы у Лимпэнг-Танга такой великолепной танцовщицы. Как любая нормальная девица, прабабка моя хлопнулась в обморок, при виде одновременно и костоломки, и орка. Хотя прадед был очень даже ничего, я его смутно, но помню — высокий, плечищи как коромысло, глаза золотые, на скулах — знаки клана… клыки, правда, не прятал. В общем, договорились они с костоломкой на нескольких треснувших ребрах и одной свернутой шее — костоломкиной, разумеется; а засим стал он девицу в чувство приводить. Уж не знаю, какими способами… но пробабке, судя по всему, понравилось. Настолько, что она вскорости ушла к нему насовсем, получив в приданое крепкое родительское проклятие. Мужнина родня оказалась более благосклонной, не стала ее в котле варить, а наоборот, очень даже полюбила. Вот такая история. Ты не уснул?
— Нет, — усмехнулся в темноте эльф, — не уснул… Занятные у тебя предки…
— Да уж… Дедуля, так тот вообще к пиратам подался, командовал головным кораблем у Фрагга-Освободителя.
— Охотника за рабскими галерами?
— Ага. А на одном из муспельских кораблей он нашел мою бабулю, ее везли на торги в Пойолу. Видно, мужчинам в нашем семействе на роду написано обретать своих будущих жен в самый неподходящий момент. Так вот, выковырял он бабулю из вонючего трюма… слушай, что-то я увлеклась. Вряд ли высокородного лорда Цветущих Сумерек интересует моя родня. Да и моя скромная персона — тоже. Пожалуй, мне пора. И вообще я тут ни при чем, это все мамочкино воспитание, это она приучила меня всегда говорить «спасибо»…
— Ты приходила только для этого?
— Ну конечно. Лезла по плющу в окно, коленку ободрала… и все ради того, чтобы еще раз поблагодарить остроухого за проявленную доблесть! Она встала из кресла и выпрямилась во весь рост.
— Уже поздно. Пожалуйста, пропусти меня, я, пожалуй, удалюсь тем же путем, что и пришла. А не то, неровен час, кто-нибудь увидит меня, выходящей из твоей комнаты… Ты и без того уже в Вольных Стражах ходишь, куда ж после этого — за Край Света, что ли, подашься?.. — и она решительно шагнула к оконному проему.
— Не спеши, — Хэлдар встал и шагнул к Амариллис. — Я принимаю твою благодарность, но…что мне делать с твоей невежливостью?..
Почти полная луна безмятежно покоилась па темно-синем бархате небес, подобно слитку молодого серебра; ветер, пролетая над землей, старался не тревожить уснувшие деревья и лишь слегка поглаживал их пышные кроны. Замок Черного Лиса наконец-то затих, улеглись спать даже самые несносные гости; тишина затопила все вокруг, наполнила теплый воздух шорохами, вздохами, шелестами — вкрадчивая тишина летней ночи.
Хэлдар протянул руку и тихо тронул кончиками пальцев волосы Амариллис — короткие, непослушные и неожиданно мягкие. Его ладонь скользнула вглубь этого шелковистого беспорядка и плотно легла на затылок девушки, другой рукой он обнял ее, сильно и ласково привлекая к себе в объятия.
— Фириэль Амариллис…
Он шептал слова нежности, все больше и больше ужасаясь их пронзительной правде; Хэлдар со страхом и восторгом осознавал, что их рождает его сердце — надменное, гордое сердце эльфа; и после первого же прикосновения ее губ к его щеке он почти услышал, как треснула корка льда на этом сердце, и стала осыпаться мелкими осколками, безвозвратно тая, оставляя его беззащитным и счастливым…
