Боже, долго еще ждать? Время от времени доносился знакомый чистый звон колоколов новой церкви Сан-Джорджо Маджоре на острове по ту сторону Гранд-канала. Значит, прошло еще четверть часа. В какой-то момент, уже глубокой ночью, Керью все же уснул. А очнувшись, обнаружил, что так и стоит у окна, а вокруг темно. Свечи догорали. Воск паутинками тянулся с массивных серебряных канделябров к озерцам жемчужной лавы на выложенном каменными плитами полу.
В противоположном углу Констанца склонилась над картами. Неужели она так и не сомкнула глаз? Джон присмотрелся к куртизанке.
Интересно, сколько ей лет? Его хозяин, Пол Пиндар, представитель Левантийской торговой компании, называл Фабию сфинксом, существом без возраста. Керью, человек куда более практичный, понимал, что ей должно быть далеко за тридцать или даже больше. Казалось бы, старуха, но…
Она вновь разложила карты. Констанце очень шел наряд византийской знатной дамы, который Пиндар подарил ей, в первый раз вернувшись из Константинополя: платье без рукавов, из алого дамаста, расшитое золотыми тюльпанами. Куртизанка носила его расстегнутым до талии. Под платьем виднелась легкая рубашка из тончайшего батиста с расшитым воротом и крошечными жемчужинами на рукавах. Никаких драгоценностей. Темные волосы свободно ниспадали на плечи. Керью подумал, что Констанца — единственная женщина во всем христианском мире, которую он уважает, причем с самой первой встречи. Настолько глубоко уважает, что даже не пытается представить, каковы на вкус ее губы, как пахнет ее тело… Ну, почти не пытается.
Женщина почувствовала взгляд и обернулась.
— Уснул все-таки.
— Не знаю, — потянулся он. — А ты?
— Я? Нет, — с улыбкой ответила Фабия.
— Как думаешь, зачем мы делаем это? Вопрос прозвучал неожиданно и для самого Керью.
— Кто знает? Потому что любим его? — предположила Констанца. — Потому что в нравственном отношении чем-то похожи?
Джон будто не заметил ее насмешливого взгляда.
— Не льсти себе, — мрачно ответил он. Констанца от удивления приоткрыла рот, а потом вдруг запрокинула голову и зашлась радостным звонким смехом.
— Вот видишь! За это я тебе погадаю. Куртизанка еще раз перетасовала колоду.
Выложила карты на столик и впилась в них взглядом. Диски. Она щелкнула языком.
— Ну, что там?
Женщина смешала карты, словно с трудом очнувшись от глубокого сна.
— Нет-нет, ничего. Давай попробуем еще раз. Перетасуй.
Керью перемешал карты и вручил ей. Фабия развернула колоду веером.
— Выбери одну и дай мне. Пока не смотри. Он послушно выполнил указания.
— Только не говори, что снова Шут, — попытался рассмешить ее Джон, хотя веселья не ощущал.
— Шут? — Куртизанка одарила Керью томной улыбкой. — Шут — это невинность и безрассудство. Не очень-то похоже на тебя. По крайней мере, что касается невинности. — На щеках Констанцы появились ямочки. Она посмотрела на карты, нахмурилась и протянула: — Любопытно…
— Ладно, не Шут, значит, Повешенный, — высказал повар предположение мрачным тоном.
«Потому что сейчас я себя чувствую именно так, — подумал он. — Как приговоренный к позорной смерти».
— Нет не Повешенный, хотя это далеко не самый плохой аркан. — Фабия держала в руке карту. — Повешенный часто означает перемены.
— К лучшему?
— По-всякому бывает.
— Что может быть хуже? Покажи наконец.
Керью протянул руку, но гадалка отдернула карту.
— Нет, рано. Я еще не решила.
— Что не решила?
— Каков ее смысл.
Некоторое время оба молчали.
— Говоришь, Пол поехал в «Знак Пьеро», — задумчиво сказала женщина. — Уверен?
— Еще как, — удивился вопросу Джон.
— Ладно, может, это ничего и не значит. — Куртизанка вновь смешала карты. — Он упоминал когда-нибудь Зуана Меммо?
— Нет, я бы запомнил, — покачал головой повар. — А кто это, твой друг?
— Друг? — рассмеялась Констанца. — Не думаю, что у Меммо вообще есть друзья. Он владелец дорогого ридотто. Очень дорогого. Там бывают мужчины, мальчики, иногда даже женщины. Слышала, там много чужеземцев. — Куртизанка предостерегающе посмотрела на Керью. — Не было недели, чтобы на его играх не проливалась кровь.
— Ты видела его на картах? — Джон кивнул на колоду.
