Она обрадованно кивнула:
— Конечно. А ты сочини к ним стихи, хорошо?
— У меня есть. Вот это:
«Я бегу по аллее. А рядом — щенок.
Он заливисто лает. Летает синица.
Это все называется жизнь…»
— подходит? Я сейчас только придумала.
— Сейчас?! Да ты умница! — искренне восхитилась Она.
От удовольствия неожиданной похвалы девочка высунула язык, но тотчас смутилась своей дерзкой выходке:
— Ой, я просто так! Извините. — Она прикрыла рот ладошкой.
— Лика, да ты у нас, оказывается, еще и озорной поэт?! — Она и «осенний художник» рассмеялись одновременно. От сердца у нее немного отлегло.
— Я в первый раз так придумала. Как здорово, что Вам нравится! Я рада… Сочинять трудно. — вздохнула Лика и положила голову на плечо художника. Когда они входили в корпус, она уже спала.
* * *
— Не нравится мне ее настроение, — осторожно укрывая одеялом хрупкие плечи Лики сказал художник. — Она словно пытается приручить свою Тень…
— Что? Что Вы сказали, Андрей? — она непонимающе уставилась на него.
— На Востоке так называют Смерть. Вы разве не знаете? Когда говорят, что человек приручает свою тень, это значит, что он скоро умрет… А Лика стала часто говорить о разлуке. Слишком.
— О, господи! — Она прижала пальцы ко рту. — Но врачи считают…
— Врачи лишь надеются вовремя увидеть в ремиссии переломный момент и повернуть его в правильную сторону. — Он поднял бровь, невесело усмехнулся. — А вдруг — не повезет? Вдруг?
— Андрей, я прошу Вас! — взмолилась она. — Давайте выйдем. Не надо нарушать ее сон. Ей так нужны силы… Он пожал плечами, кивнул. Но выйдя за дверь, бросил резко, отрывисто:
— Вы что, трусите? Не хотите допустить мысли, что ее не станет? Вы совсем не видите очевидного?
— Андрей, что с Вами такое? Я также как и Вы, люблю Лику. — она запнулась, нервно вздохнула… — Но…
— Настоящая любовь умеет отпускать! — рот его дернулся в мрачной усмешке. — А Ваша даже не думает о том, что нужно будет скоро расстаться…
— Отпустить легко. — она тоже усмехнулась. Через силу. — Может, сначала стоит побороться? Что это с Вами сегодня? Вы так резки. Я не узнаю Вас.
— Ничего со мной. Но… У Лики умерла бабушка. Второй инфаркт. Все знают, врачи знают, медсестра… Позвонили сюда соседи, врач со «Скорой». Похороны были сегодня. Все растеряны…Скрывать? Говорить? — он развел руками. — Просили меня ее подготовить… А я не знаю, что делать… Что?! Что мне делать? Она не выдержит. У нее тоже сердце надорвано всей этой химией. И потом стресс… Он же все испортит! Убьет сразу все надежды врачей. — он говорил глухо и отрывисто, с какою-то непонятною злостью.
— Андрей, не нужно! — голос ее стал хриплым. Она судорожно глотала ком в горле. — Не надо. Я Вас прошу. Мы скажем, что бабушку отправили в санаторий, что она отдыхает, что ей нужно долго лечить сердце… Пусть Лика пока ничего не знает.
— Вы с ума сошли! Как — не знает? Это невозможно. У нее же никого здесь нет. Мать с нею не общается. А ее нужно кому-то навещать. Нужно иногда менять ей пижамы. Приносить домашние вещи… Письма от отца, наконец!!
— Отец Лики знает? — перебила она вдруг, охваченная какой-то мыслью.
— Да. Он обещал приехать недели через три. Завотделением получил от него какую то телеграмму или радиограмму, черт, я не понимаю в этом! — художник закрыл лицо ладонями.
— Тогда пусть он и решит, говорить ей что-то или нет… Две-три недели ничего не меняют.
А приходить к Лике буду я. Я принесу ей все, что необходимо. Вы только расскажите мне, что она любит, а что нет… Вы же все знаете?
— Знаю. Скажу. А как же пижамы? — он вдруг улыбнулся.
— Я куплю… Сошью, — она сглотнула нервно. — Скажете мне адрес, я поеду к ним домой, привезу, если надо… У соседей ведь есть ключи? Ради бога, только не заставляйте меня отпускать ее к ее тени! Отпускать это — невыносимо…Ложь, все лгут, когда говорят, что надо отпускать. Не надо. Это и есть — смерть — отпускать. Это как заживо гибнуть, гореть в огне. Вы не понимаете? Лика еще слишком мала для Тени. Тень подождет. Пусть насыщается другими и глотает других! — яростно выдохнула она.
— Меня, например? — его глаза темно блеснули, он потер рукой горло.
