— Да. Извините за беспокойство, доктор. Я знаю…
— Оставьте при себе любезности, миссис Шапиро. Я сегодня выступаю на банкете и уде опаздываю. Так что давайте побыстрее, что там у вас.
Я от всей души пожелала ему подавиться цыплёнком под белым соусом. мысленно. Но, будучи изощрённой лицемеркой, вслух проворковала:
— Да-да, конечно, доктор. — Вслед за чем в режиме ускоренной перемотки изложила свой вопрос.
— Хм, в воображении вам не откажешь. Странные вас идеи посещают, — надменно ответствовал доктор. Однако, выдержав паузу, прочистил горло и неохотно добавил: — С другой стороны, здоровье девочки было чрезвычайно хрупким. Так что, полагаю, в её случае возможно, чтобы нечто подобное вызвало острую дыхательную недостаточность.
— Спасибо, доктор. Огромное вам спасибо.
— Но я говорю всего лишь о гипотетической возможности. Надеюсь, вы понимаете.
— О да, разумеется, понимаю. — Это «возможно», пусть даже «гипотетически», меня более чем устраивало.
* * *
Остаток выходных я провела, не сводя глаз с телефона, в надежде получить весточку от Якобовича. Всякий раз, когда чёртов аппарат тренькал, я задыхалась от волнения.
В воскресенье утром позвонила Эллен («Просто так, поздороваться»). Одна её знакомая, которая несколько лет назад перебралась в Таксон, приехала по делам в Нью-Йорк и проведёт с ней день — Эллен сводит её в театр, а потом на ужин в очень модный и дорогой ресторан.
— Так здорово будет пообщаться с Робертой после стольких лет разлуки, — радовалась она. — Прямо жду не дождусь нашей встречи.
Эллен казалась такой весёлой. Мне даже думать не хотелось, какое разочарование ей предстояло, по моим опасениям, пережить.
Через час позвонила моя соседка Барбара — поинтересовалась, не желаю ли я сходить вечерком в кино. Я объявила, что ужинаю у Эллен. (А по-вашему, лучше было сказать, что у меня нет настроения терпеть её придирки и «добрые» советы?)
Затем, незадолго до полудня, настал черёд Джеки. Она интересовалась моим самочувствием. Не сразу до меня дошло, что её забота вызвана нашим разговором о Стюарте. Я заверила, что всё отлично. Мне не терпелось поскорей закончить разговор, и не только потому, что боялась пропустить звонок Франка Якобовича, но и потому, что нелегко болтать о пустяках, когда от волнения места себе не находишь. Однако со стороны Джеки было действительно очень мило проявить такое внимание, и мне не хотелось её обижать (видит бог!), посему я, на свою голову, спросила, как поживает Дервин.
Джеки радостно — и нескончаемо — зачирикала о своём поношенном ухажёре из бридж-клуба, а я вставляла в нужных местах «Здорово», «Отлично», «Какая прелесть» и т. д. и т. п. К счастью, минут через пятнадцать на линии послышался сигнал, и я объяснила подруге, что жду важного звонка из полиции.
— Да мне и самой пора, — сообщила она. — Между прочим, я ещё не обедала! — Судя по тону, виновата в этом была я.
Секундой позже я приветствовала дожидавшегося своей очереди абонента едва слышным «алло», до того в зобу дыхание спёрло.
— Это хто? — раздался в трубке незнакомый старческий голос.
Что ж, по крайней мере от Джеки избавилась.
Я не оставляла надежды на звонок Якобовича до полуночи. Но и потом принимала ванну с открытой дверью — на всякий случай.
В понедельник я едва не била себя по рукам, когда они тянулись к телефонной трубке. Приходилось снова и снова напоминать себе, что нельзя быть такой назойливой, что сержант позвонит сам, как только ему будет что сообщить.
В четверть первого я жевала сандвич прямо на рабочем месте (и мысли не допуская, чтобы отлучиться на обед), когда Якобович наконец-то объявился.
— Только что говорил с медэкспертом. Так вот, по поводу вашего вопроса: нет, как раз этого они не искали. Не видели оснований.
И мне вдруг стало предельно ясно, что Кэтрин Корвин была убита.
Метёлкой из перьев для смахивания пыли.
