— Помню, но по-моему… — Якобович повёл плечами. — Ладно, неважно. — Он подался ко мне: — Слушайте, я не утверждаю, что девочку не могли убить, мало ли — всякое бывает. Но в данном случае это более чем сомнительно. Повторяю, вскрытие было проведено тщательно, и всё указывало на одну причину смерти: бедняжка, к несчастью, уродилась очень больной. Вот и всё. И если откровенно, меня удивляет ваша клиентка. Ей бы радоваться, что ничего не нашли и что её внучка умерла своей смертью.
Я уже раскрыла рот, чтобы разъяснить ход мыслей миссис Корвин, но поспешно закрыла, поскольку Якобович озвучил мои собственные мысли.
— Знаете, — заметил он нарочито бесстрастно, меж тем как щёки порозовели от волнения, — я могу понять, как она винит себя за то, что не поверила внучке насчёт автомобиля. Думает, наверное, что если б поверила, то приняла бы какие-то меры и ничего бы не случилось. И если бы установили, что Кэтрин убита, у миссис Корвин появился бы серьёзный повод для самобичевания. Но дело в том, что, вздумай кто-то прикончить девочку — а я готов поклясться, что это не так, — убийца нашёл бы способ, даже если бы бабушка наняла телохранителя.
Я была уверена, что он закончил, и уже хотела согласиться, собрать пожитки и вежливо поблагодарить сержанта за то, что уделил мне время. Но Якобович продолжал с новыми силами:
— Более того, нынешние страдания пожилой леди — ничто в сравнении с болью, которую она испытала бы, если б узнала, что кто-то действительно убил её внучку. Мне приходилось иметь дело с родителями и бабушками-дедушками детей, погибших от рук убийц. И уж поверьте на слово, нет ничего ужаснее, чем потерять своего ребёнка вот так.
Якобович откинулся на спинку кресла, ожидая моей реакции.
— В принципе я готова согласиться почти со всем, что вы сказали. Но стоит учесть и ещё кое-что. Миссис Корвин настолько уверена, что Кэтрин убили, и её так угнетает невозможность убедить в этом окружающих, что, если бы вдруг подтвердилось самое худшее, ей бы стало легче — она обрела бы некоторый душевный покой. — Якобович ответил мне скептическим взглядом. — Конечно, не сразу, но в конечном итоге. Вся это трагедия обрела бы завершённость.
— При условии, что убийцу найдут, — сухо обронил он.
— Само собой. И пусть я ошибаюсь, но я дала слово этой женщине и должна всё проверить.
Сержант вздохнул и покачал головой.
— Что скажете? — спросила я, и без того зная, что он сейчас скажет.
— Вы ищете то, чего нет, Дезире, — мягко, чуть ли не жалостливо заметил он.
Я взялась за ручку своей бездонной сумищи и рассеянно произнесла:
— Возможно, вы и правы. — А мысли в кои-то веки опережали язык: с проблеском надежды я подумала о рамке с фотографиями, оказавшейся там, где её не должно было быть. Но столь же возможно, что вы ошибаетесь, мысленно сообщила я сержанту, поднимая со стула свою истерзанную корму.
А если так, то и отсиженной задницы не жалко!
Только не поймите меня превратно.
Не в том дело, будто я мечтала обнаружить, что Кэтрин убили, — тут нельзя не согласиться с сержантом Якобовичем: трудно придумать преступление ужаснее. Однако, принимая во внимание настрой моей клиентки, мне всё же хотелось найти улики, которых она так отчаянно жаждала. (И если, по-вашему, я совсем запуталась и в голове у меня каша, то так оно и есть.) Короче, вот что я хочу сказать: если рамка с фотографиями была первой осязаемой ниточкой, которую я обнаружила, мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Даже если она никуда не приведёт.
Выйдя из участка, я отправилась на поиски телефона-автомата и с третьей попытки обнаружила один в добром здравии. Кажется, сегодня звёзды ко мне благосклонны.
— Дом семьи Корвин. — ответила Луиза.
— Говорит Дезире Шапиро. Мне хотелось бы кое-что у вас уточнить.
— Да? — В голосе тотчас прорезались тревожные нотки.
— Помните, я спросила вас, не пропало ли что-нибудь из библиотеки после смерти Кэтрин?
— Да, — Ещё тревожнее.
— Так вот, я только что изучила фотографии, сделанные полицейскими, и на столе — вишнёвом, на котором телефон, — стояла рамка с фотографиями.
