Среди духовенства и в народе поднялось величайшее волнение: у Гильома Лоншана было немало врагов. Архиепископ Бодуэн Кентерберийский только что скончался в Святой Земле, и многие прелаты обвиняли Лоншана в том, что он хочет занять его место примаса в Англии. С другой стороны, у Гильома была твердая и тяжелая рука, и в Лондоне его ненавидели. У Иоанна появился удобный случай возглавить движение, которое избавило бы его от наглого канцлера. Он сумел так повести дело, что Гильома Лоншана, безопасности ради укрывшегося за стенами лондонского Тауэра, призвали и потребовали от него отчитаться перед несколькими тысячами лондонцев, которых Иоанн заранее искусно распалил. Гильом мужественно встретил бурю; у него даже хватило смелости публично объявить о происках Иоанна и обвинить его в том, что он хотел занять место брата, пока тот, не щадя своих сил, бьется, стараясь отвоевать Святую Землю; тем не менее, Лоншана низложила ассамблея, собравшаяся в соборе святого Павла, и это событие, как написал один историк нашего времени, явилось «любопытным примером министерского падения в эпоху Средневековья». После чего, опасаясь за свою жизнь, бывший канцлер, переодевшись старухой, покинул Англию, а прибыв на континент, немедленно отправился в Париж, по примеру всех тех, кто до него имел основания жаловаться на Плантагенетов. Там он встретился с двумя кардиналами, Иорданом и Октавианом, присланными из Рима папой Целестином III, у которого он сумел пробудить сочувствие к себе. Эти кардиналы направились в Нормандию, не позаботившись о том, чтобы попросить у королевы разрешения проехать по ее владениям, они не запаслись и охранным свидетельством, и потому перед ними поднялся подъемный мост, ведущий в Жизорскую крепость, и сенешал Нормандии отказался его опустить. За этим последовала крайне запутанная ситуация, сопровождавшаяся целым ураганом отлучений от церкви, произнесенными как кардиналами, так и епископом Или и английскими прелатами во главе с Жоффруа.
Положение было таким, как мы только что описали, надвигалось Рождество 1191 г., и неизвестно было, чем закончится эта борьба; и тут до Алиеноры, которая была со своим двором в Боннвиль-сюр-Тук, дошла поразительная весть: король Франции покинул Святую землю; он попросил освободить его от обета совершить крестовый поход и только что прибыл в Фонтенбло.
Не теряя времени, королева принялась укреплять замки вдоль всей границы королевства Плантагенетов и рассылать своим сенешалям гонцов с соответствующими наставлениями. Предосторожность оказалась не напрасной, потому что уже 20 января Филипп-Август стоял перед Жизором и требовал от сенешаля Нормандии сдать ему крепость; при этом он ссылался на соглашения, заключенные с королем Ричардом во время его пребывания на Сицилии. Однако сенешал получил от королевы точный приказ, и сослался на обычай, запрещавший распоряжаться имуществом крестоносца, пока тот был в Святой Земле. Поэтому сенешал ответил твердым отказом, и Филиппу-Августу ничего не осталось, кроме как удалиться. Тем временем королева узнала о том, что ее сын Иоанн собирает флот в Саутгемптоне и вербует наемников; ему приписывали намерение принести Филиппу-Августу клятву феодальной верности и — в обмен на пресловутую Жизорскую крепость — получить от него инвеституру Нормандским герцогством: так же, как и французский король, он хотел извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации.
Уже 11 февраля Алиенора отплыла в Англию. Мы видим, что она тотчас созвала ассамблеи баронов в Виндзоре, Оксфорде, Лондоне, Винчестере: повсюду речь шла о том, чтобы поклясться Ричарду в верности, опровергнуть любые ложные известия, какие только могли распространяться, а главное — слухи о том, что Ричард якобы намерен остаться в Святой Земле и стать Иерусалимским королем; наконец, и это представлялось наиболее существенным, необходимо было лишить младшего из сыновей Алиеноры возможности пополнять припасы и тем самым помешать ему переплыть через море.
Алиеноре все это удалось, по крайне мере — на время, и Иоанну пришлось отложить задуманный поход. Она посылала Ричарду письмо за письмом с просьбами вернуться в свое государство, а в ответ получала лишь описания его подвигов. Слава Ричарда постоянно росла, и не только в его собственных войсках, но и среди французов, которые упрекали своего собственного короля в том, что он отказался от крестового похода. Начались переговоры с Саладином, которого падение города Акры сделала осторожным. В какой-то миг даже показалось, что вековой конфликт, в котором христиане противостояли туркам, может завершиться романическим исходом: Ричард предложил отдать свою сестру Иоанну в жены брату Саладина, Малику-аль-Адилю; они бы совместно правили в Иерусалиме, им сдались бы города на побережье, тогда как с той и другой стороны происходил бы обмен военнопленными, и военные ордена, тамплиеры и госпитальеры, получили бы крепости и маленькие городки в виде гарантии соблюдения договора. Грандиозная перспектива: Плантагенет во главе восточной империи, какой никто прежде не видел, империи, где мусульмане и христиане жили бы рядом в мире и согласии, где паломники могли бы свободно передвигаться, как делали с древних времен и до тех пор, пока Святую землю не завоевали «сарацины»…
