Мы видим, что она отдает служению Ричарду, ради того, чтобы обеспечить ему корону, всю свою материнскую любовь и весь свой опыт королевы. А какая королева ее времени могла с ней сравниться? Она поочередно правила двумя западными королевствами, французским и английским, которые представляли собой тогда в европейском мире третью силу, — самую юную по сравнению с Восточной Римской Империей, у которой были задеты жизненно важные центры и которая могла устоять против нападений турок лишь благодаря присутствию Запада, столь же опасному, сколько необходимому для нее, — и наиболее действенную, если сравнивать ее с Западной Римской Империей, доведенной до падения чрезмерным честолюбием своих императоров. Именно в этих двух королевствах, французском и английском, которые Алиенора одно время надеялась объединить под скипетром своего старшего сына, находились в ту эпоху наиболее могущественные и наиболее организованные фьефы, самые богатые и цветущие города, ярмарки, торгующие особенно бойко; именно там становилось все больше монастырей и именно там делились с людьми своими знаниями наиболее образованные ученые, именно там с небывалым размахом возводились здания. Какой город теперь мог затмить своим блеском Париж, Лондон или Оксфорд? И какой собор можно было сравнить с Шартрским, где как раз тогда стал епископом англичанин Иоанн Солсберийский? И где еще были такие ярмарки, как в Шампани, где зять Алиеноры, Генрих Щедрый неустанно улучшал пути сообщения? В каких поэтических произведениях лучше, чем в сочинениях Кретьена де Труа, отражен куртуазный и рыцарский идеал, истинное украшение этого века, ставшее образцом для подражания вплоть до границ германской империи? Наконец, существование каких центров духовной жизни было столь же ярким, полнокровным и плодотворным, как у Фонтевро или Сен-Виктор де Пари во Франции, Ривво или Кентербери в Англии, и двух возвышавшихся над морем «Мон Сен-Мишель» — французского и расположенного на самом дальнем мысу Запада, в Корнуэльсе — монастырей?
Отныне этим двойным владением, Францией и Англией, которые Алиенора — двуглазый орел, «aquilabiapertita» — словно объединила своей личностью, будут править два короля. Один из них — король Филипп Французский, чье рождение положило конец ее надеждам, связанным с двойной короной для Генриха Младшего, и совпало с отдалением ее супруга — так, словно взошедшая, наконец, звезда потомков Гуго Капета возвещала закат Плантагенетов. Она никогда с ним не встречалась. Казалось, он был в наилучших отношениях с ее сыном Ричардом, но материнский инстинкт подсказывал ей, что надо остерегаться. Репутация у Филиппа была такая, что он не внушал ни малейшей симпатии. Он был угрюмым, неприветливым и нелюбезным юношей, выросшим в лесной глуши; его опекун, Филипп Фландрский, какое-то время тщетно пытался привить ему менее грубые манеры. Что могла думать о таком супруге его жена, кроткая, белокурая и нежная Изабелла де Эно? По отношению к своей матери он, во всяком случае, проявил себя эгоистичным и относился к ней без всякого уважения. Адель Шампанская покинула двор и переселилась в свои владения. Наконец, последняя черта, которая должна была быть для Алиеноры решающей: Филипп не любил трубадуров; четырьмя годами раньше он сообщил о своем намерении не содержать более при своем дворе поэтов и музыкантов, несмотря на то, что это считалось обязательным для всякого правителя хорошего рода; король сказал, что вместо того, чтобы расточать им свои щедроты, он употребит эти деньги на помощь беднякам.
Союз Филиппа и Ричарда — здесь ошибиться невозможно — был направлен против Генриха. Что же произойдет теперь, когда два молодых короля встали лицом к лицу? Филиппу приписывают весьма красноречивое высказывание; он будто бы еще ребенком, глядя издали на ослепительно белую в солнечных лучах Жизорскую крепость, заявил: «Мне хотелось бы, чтобы эти стены были сложены из драгоценных камней, чтобы все камни в них были золотыми и серебряными, при условии, что об этом никто не будет знать или никто не сможет узнать, кроме меня!» И, поскольку это восклицание вызвало всеобщее удивление, он прибавил: «Не удивляйтесь: чем более ценной будет эта крепость, тем дороже она будет для меня, когда попадет в мои руки».
