Звучанье чистых голосов, —
Там птиц ютится стая.
Милей — глазами по лугам
Считать шатры и здесь и там
И, схватки ожидая,
Скользить по рыцарским рядам
И по оседланным коням
[18].
Бертран де Борн
Возможно, именно из стихов Бертрана де Борна, переходивших из уст в уста, Алиенора и узнала о битвах, которые вели между собой ее сыновья и ее муж. С тех пор, как она стала пленницей, куртуазная жизнь покинула пуатевинскую столицу. Бернарт де Вентадорн удалился в цистерцианский монастырь в Далоне, и теперь наследство Алиеноры — трубадуры, труверы, куртуазная лирика и рыцарские романы — воцарилось во дворах Шампани и Фландрии. Но средиземноморская струя на этом не иссякла, и владелец небольшого замка в Отфоре, Бертран де Борн, прославился в окружении молодого короля своими сирвентами, в которых война занимала то место, какое Бернарт де Вентадорн отводил куртуазной любви. Ибо бои возобновились, и сыновья снова выступили против отца, а братья стали сражаться друг против друга.
Алиенора была узницей уже девять лет к тому моменту, когда, в июне месяце 1183 г., увидела поразительный сон: ее сын Генрих, Молодой король, лежит на своей постели со сложенными руками, в позе надгробного изваяния; на пальце у него кольцо с драгоценным сапфиром; над его прекрасным, улыбающимся, но очень бледным лицом сияют два венца: тот, который он надевал в день, когда его венчали английской короной, и другой, сделанный, казалось, подобно святому Граалю, из неведомой смертным материи, из чистого света.
Когда через некоторое время королеве сказали, что с ней, от имени ее супруга, хочет говорить архидиакон Уэльса, она мгновенно догадалась, о чем пойдет речь, и рассказала ему сон, который неотступно преследовал ее уже несколько дней, и этот священник, по имени Томас Эгнелл, передал нам ее рассказ.
Он проливает такой удивительный для нас свет на психологию того времени и на душевную жизнь самой Алиеноры, что мы не можем не повторить его. Архидиакон явно и сам был удивлен, услышав, как королева истолковала этот сон: даже самый набожный священник не мог бы опровергнуть его значение. «Что, если не вечное блаженство, может подразумеваться под короной, у которой нет ни начала, ни конца? И что может означать этот свет, такой чистый, такой блистающий, если не сияние бессмертного, вечного счастья? Эта вторая корона была прекраснее всего, что здесь, на земле, может быть доступно нашим чувствам; но разве не то, что '"глаз не видел, ухо не слышало, сердце человеческое не чувствовало, Господь уготовил тем, кто Его любит?"»
И Томас Эгнелл, вернувшись в Уэльс, где уже частично был выстроен великолепный собор, один из самых прекрасных во всей Англии, наверное, не раз, поднимаясь по знаменитой лестнице Северного трансепта, всегда словно залитого небесным светом, вспоминал это видение королевы. Он сообщает нам, что Алиенора, благородная дама, «весьма рассудительная женщина, постигла тайну этого видения и выдержала со спокойствием и душевной силой известие о смерти сына».
Молодой король умер, проболев несколько дней, врачи не сумели его спасти. Последние часы его жизни в замке Мар-тель, на берегах Дордони, прошли мирно и очень поучительно. Как только Генрих заболел и у него появилось предчувствие близкой смерти, он послал к отцу епископа Аженского, чтобы тот вымолил у него прощение, потому что болезнь застала Генриха Младшего в самом разгаре восстания против отцовской власти. Генрих Плантагенет, преисполненный недоверия, которое с годами только росло в нем, не сразу поверил гонцу; и все же, поскольку тот непременно хотел передать умирающему залог прощения, король взял из своей сокровищницы драгоценное кольцо, украшенное сапфиром, и вручил его епископу, сказав при этом: кольцо подтверждает, что король молится о выздоровлении сына и прощает его.
Когда епископ вернулся, Генрих взял кольцо, надел его на палец и прижался к нему губами; затем попросил окружающих выслушать его последнюю волю. Прежде всего, он, повернувшись к Вильгельму Маршалу, попросил этого самого верного своего товарища после его смерти надеть плащ крестоносца, который носил он сам, и совершить вместо него паломничество в Иерусалим; ко всем присутствовавшим он обратился с просьбой походатайствовать перед отцом, чтобы тот выпустил Алиенору из ее заточения. Затем исповедался, с величайшей набожностью принял Тело и Кровь Христовы и соборовался, а потом велел посыпать пол золой и попросил, чтобы его положили на эту золу в простой рубашке, обвязав ему шею веревкой: он хотел умереть подобно раскаявшемуся разбойнику во искупление ошибок, совершенных им за всю его жизнь. И вот так, лежа на посыпанном золой камне, он раздал все свои богатства, все, чем владел в этом мире, вплоть до своих королевских одежд. Он уже дышал с большим трудом, когда один из монахов тихонько заметил ему, что у него на пальце остался присланный отцом драгоценный камень. «Не хотите ли вы расстаться и с ним, чтобы прийти к полной нищете?» «Это кольцо, — ответил принц, — я оставляю себе не из желания обладать им, но для того, чтобы свидетельствовать перед моим Судией о том, что отец вручил мне его в знак дарованного мне прощения».