— Семнадцать, — ответила Лариса.
На лице Бляхина появилась болезненная гримаса.
— Выродки, — еще раз сказал он и посмотрел на часы.
— У вас мало времени? Мы сейчас уже уходим, — понимающе проговорила Лариса.
— Да, у меня запланирована встреча, — ответил Бляхин.
В этот момент зазвонил телефон на столе, он снял трубку и коротко сказал:
— Бляхин!
Видимо, нечаянно была нажата кнопка фомкой связи, и Лариса услышала до боли знакомый сладкий тенорок:
— Ростислав Сталевич, добрый день, рад вас слышать, как ваше настроение, как самочувствие? Никак не могу сегодня к вам попасть…
Бляхин тут же переключил аппарат в другой режим, но Ларисе было достаточно услышанных фраз, чтобы понять, что полковник в отставке разговаривал не с кем иным, как со старым знакомым Котовой, известным в городе психоаналитиком Анатолием Курочкиным. Ее немало удивил тот факт, что такой человек, как Бляхин, общается с психологом. И скорее всего по профессиональной линии — больше точек соприкосновения между старым военным и психологом-интеллектуалом она не видела.
Если только они вместе не играют в шахматы.
Психолог Курочкин был очень коммуникабельным человеком, однако круг его общения ограничивался в основном людьми с психическими отклонениями, богемной академической тусовкой, городской профессурой, а также женщинами всех возрастов. Из всего этого набора Бляхин мог попасть разве что в первую категорию. А это означало, что у него имелись психические проблемы…
А вот какого они рода, видимо, Ларисе придется выяснять у словоохотливого психолога-психотерапевта.
Бляхин тем временем заканчивал разговор:
— Да, я не против, давайте на завтра. На пять часов. До свидания, — коротко проговорил он и положил трубку.
При этом вид у него не был ни смущенным, ни испуганным. Он смотрел на Ларису в ожидании вопросов. Гунин тем временем старательно выписал данные на прежнего владельца бляхинской машины и теперь стоял в ожидании новых команд от Котовой, не спеша отдавать документы самому Бляхину. Лариса взяла их у него и протянула Ростиславу Сталевичу.
— Спасибо и извините, что отняли у вас время, — улыбнулась она на прощание, подталкивая к двери Гунина, который смотрел на Бляхина как на внезапно ускользнувшего из его рук преступника.
— Если что, мы вернемся, — пообещал он напоследок и пошел наконец за Ларисой.
Едва Гунин сел в машину, как его светлые брови сдвинулись на переносице, и он хмуро произнес:
— Не нравится мне этот вояка… Не нравится!
— Но у него, похоже, алиби, — возразила Лариса.
— Врет, — категорически заявил Гунин.
— Ну почему вы так решили? Кстати, это можно легко проверить, встретившись с прежним хозяином машины. Кстати, кто он?
Гунин достал свою бумажку и прочитал вслух:
— Толоконников Павел Николаевич, семьдесят второго года рождения, русский. Проживает по адресу…
Далее Гунин зачитал его паспортные данные с дотошностью маньяка.
— Вот по этому адресу мы и поедем, — решила Лариса вслух и повернула ключ зажигания.
Дверь квартиры открыл молодой мужчина лет тридцати, среднего роста, с темно-русыми волосами, подстриженными «ежиком», с серыми глазами и незапоминающимися чертами лица: не броский красавец, но и не урод. В фланелевой зеленой рубашке навыпуск и спортивных брюках. При первом же взгляде на него Лариса сразу поняла, что где-то уже видела это лицо, и тут же вспомнила где. Именно это лицо было выведено женщиной-сержантом на фотороботе после изнуряющих объяснений переводчика-разведчика Святского. А это означало, что перед Ларисой стоял посетитель Зинкиного притона, бывший клиент Лели Величкиной.
И до пятнадцатого июня — владелец красного «Шевроле»…
У Ларисы аж дыхание перехватило от такой удачи. «Неужели? — подумала она. — Неужели это конец поисков? И не нужно будет тратить время на Сидельникова и на всех остальных?» Даже твердолобый Гунин, видимо, уловил настроение Ларисы, потому что сразу как-то весь подобрался, стал еще более серьезным и с порога брякнул:
— Ваши документы!
— А… позвольте сначала ваши! — осторожно спросил Павел Толоконников. — И объясните, кто вы?
Гунин, не удостоив его ответом, с неким презрением во взгляде достал свое удостоверение и в раскрытом виде сунул чуть ли не под нос Толоконникову. Тот, прочитав, поднял на Гунина испуганный взгляд, осведомился: