— Андрей Феликсович, искренне благодарен за то, что показали мне письмо, — взволнованно сказал Олег. — У нас появился реальный шанс распутать это весьма нелегкое дело. Вполне возможно, именно этот план искали в квартире Тимофея Севастьяновича.
Перед тем, как отдать конверт с письмом Круликовскому, майор взглянул на штемпель — из Киева письмо ушло пятого октября, в Краков прибыло тринадцатого.
— Должен сказать вам больше, — после некоторого молчания произнес Круликовский, испытующе посмотрев на гостя. — Совсем незадолго до смерти Тимофея его посетил мой сын Владислав. Передал ему привет от меня, небольшие презенты. Ну, бутылочку нашей хорошей польской водки, что-то там еще… Владек рассказал, что Тимофей выглядел хорошо, принял его гостеприимно, подавленным или встревоженным не был. Ни малейшего намека на это!
— А чем занимается ваш сын?
— Он по специальности искусствовед. Сфера интересов — новейшая живопись. Несколько лет назад открыл небольшую картинную галерею, которая, увы, влачит жалкое существование. Хороший, неглупый малый, но… шалопай. Среда, знаете ли, накладывает свой отпечаток.
— Богемное житье-бытье? — улыбнулся Олег.
— В некотором роде, — вздохнул Андрей Феликсович. — Парню уже за тридцать, а все никак не остепенится. Корю, браню за нескончаемые связи, с женщинами, разумеется, но как об стенку горохом… Олег Павлович, вы ведь наверняка и с ним захотите встретиться?
— Непременно, — кивнул майор, про себя подумав, что отец точно уж предупредит сына, а это даст тому возможность подготовиться к беседе со следователем. Но какой-либо иной альтернативы не оставалось. И все же Олег, особо не надеясь, попросил: — Но… не сообщайте об этом Владиславу, чтобы… чтобы не напрягать его, не портить настроение. По многолетнему опыту знаю, что люди общению с нами не рады…
Андрей Феликсович неопределенно пожал плечами, и Лободко не понял, пойдет ли ему навстречу старик или нет. Зато сам Круликовский адресовал гостю из Киева прямой, как стрела, вопрос:
— Олег Павлович, ответьте честно, а не подозреваете вы моего Владека в… причастности к тому, что произошло с Тимофеем?
— С какой стати? — пришлось солгать майору. — У меня для этого, — снова ложь, — нет ни малейших оснований. Но ведь поймите, Андрей Феликсович, что такое следствие? Это в первую очередь опрос всех тех, кто хоть что-то может сказать о жертве преступника, кто что-то видел, слышал, знает, догадывается. Для нас, сыщиков, мелочей нет! Если вас не затруднит, дайте мне номера телефонов, по которым я смогу связаться с Владиславом. Кстати, его галерея далеко от вашего дома находится?
— Не очень, — ответил Круликовский, черкая по листку бумаги. — Как на меня, так близко. Вот, пожалуйста. Попытайте счастья, авось, сын еще у себя на работе.
Андрей Феликсович подошел к окну:
— За вами уже подъехали. Вижу в нашем дворе полицейский джип…
* * *
Наверное, внешностью своею Владислав Круликовский нравился всем без исключения, как нравится, например, доллар, или изысканный комплимент, или… Да мало ли еще какое «или»! Женщины, конечно, тотчас западали на этого породистого красавца, а мужчины должны были испытывать легкую зависть — повезло же парню!
Майор Лободко тоже высоко оценил его киношную физиономию и фактурную стать. Синеглаз, как Бред Питт. Высок, как Игорь Костолевский, благороден, как принц Чарльз. Правда, впечатление человека, исповедующего здоровый образ жизни, не производит: под глазами легкие круги, которые появляются то ли после возлияния, то ли после недоспанной ночи — присутствовало, пожалуй, и то, и другое. Намерения совершать утренние пробежки давно, конечно, уже заволок дым от сигарет. Вот и сейчас перед младшим Круликовским дымится чашечка кофе, дымится в пепельнице сигарета, а перед глазами у него глянцевый журнал, со страниц которого глядит зазывно и многообещающе красивая беззаботная жизнь.
О визите следователя из Киева Владислав не был предупрежден — наверное, Андрей Феликсович не дозвонился ему, а может, просто учел просьбу Лободко не волновать зря сына. Впрочем, скорее всего, первое.
Когда Олег представился, на лице молодого искусствоведа явственно проступила тревога, душевное состояние его мигом оказалось разбалансированным — пальцы, в которых вновь оказалась сигарета, задрожали, а синие глаза забегали, стали беззащитными, как у мальчика, которого родители приперли к стенке и вот-вот начнется не сулящее ничего хорошего разбирательство.
