История Торгсина и его времени опровергает застарелые мифы.
В ХХ веке Россия искала свою дорогу, но тем не менее шла в фарватере мирового процесса и в тесной взаимосвязи с ним. Вопреки пропагандистскому стереотипу «СССР – осажденная крепость», советская индустриализация осуществлялась при огромной, но небескорыстной технологической и финансовой помощи ведущих стран Европы и США. Да и задача советской индустриализации была та же, что и задача индустриальной революции на Западе – трансформация традиционного аграрного общества в современное индустриальное. Во всех странах индустриальная революция стала временем ломки, лишений, социальных потрясений, хотя цена сталинской индустриализации оказалась несоизмеримо выше – массовый голод, ГУЛАГ, насилие. Миллионы жизней и судеб были принесены в жертву индустриальной мечте.
История Торгсина опровергает и миф о нерыночном характере советского социализма. Плановая социалистическая и рыночная капиталистическая экономики не были сестрами-близнецами, но тем не менее они были родственниками. Обе принадлежали индустриальной истории ХХ века. Советская экономика отличалась от капиталистического хозяйства не тем, что в ней отсутствовал рынок, а соотношением государственного регулирования и экономической свободы, более жестким ограничением легальной рыночной деятельности. Рынок в социалистическом хозяйстве существовал, и немалый. Легальное предпринимательство было представлено деятельностью кооперированных кустарей и так называемыми колхозными, а по сути крестьянскими рынками; примером государственного крупномасштабного предпринимательства можно считать Торгсин. Легальный рынок в СССР был лишь вершиной айсберга, его подводной частью стал гигантский нелегальный рынок товаров и услуг. Трудно было найти человека в СССР, который либо как покупатель, либо как продавец не участвовал в нелегальных рыночных операциях. Мое поколение прекрасно помнит черный рынок брежневского «застоя». Время Сталина, несмотря на репрессии, не было исключением. Черный рынок развивался энергией людей. Без него немыслимо было бы прожить в экономике хронического дефицита.
