Когда уже порядком поднадоело копаться в своих ощущениях, тихо скрипнула петлями дверь. Надо мной склонился пожилой мужчина с длинной седой бородой и совершенно лысым черепом, внимательно рассматривая мою многострадальную тушку. Заметив мое пребывание в сознании, он явно что-то спросил, судя по тону его голоса. Я абсолютно ничего не понял из его бубнения. Он повторил свой вопрос еще раз.
Я попытался лишь пожать плечами, показывая глубину своего непонимания, даже не рассчитывая на правильную ответную интерпретацию своего знака. Однако знак был воспринят относительно верно, так как бородач повторил свой вопрос на другом языке, хотя и очень похожем на первый. И опять обломался. Другой язык мне также не был знаком. Но это его не смутило, так как он начал перебирать подряд другие языки, сильно похожие друг на друга. Конечный же результат от этого ничуть не изменился. Ни один из языков я так и не смог опознать. Даже их звучание отличалось от всех известных мне. Отсутствие нескольких привычных согласных уж очень сильно бросалось в уши. Да и формирование слов из отдельных звуков отдаленно не походило даже на китайский язык, слышать который мне иногда приходилось. Единственно понятными моментами речи были интонации, очень хорошо сочетавшиеся с проскакивающими на лице мужчины эмоциями. Немного подумав над тем, о чем вообще можно в подобной ситуации спрашивать, решил просто назвать свое имя.
— Виктор… — тихо прошептал одними губами, немного покивав.
— Блу бую люб си? — встрепенулся седобородый мужчина, повторяя свой первый вопрос.
— Виктор, я Виктор, так меня зовут, — попробовал показать пальцем руки на себя, хотя ремни, связывающие руки, и мешали это сделать.
Бородач меня определенно понял, хоть и сильно удивился.
— Вииктолс, Виюктис… — попытался произнести он мое имя, но звук «Р» для него был явно совершенно непроизносим. — Юб сю ам, тим ти си? — Вновь он о чем-то меня спрашивал.
Но тут я уже не мог понять, чего ему от меня нужно, и опять недоуменно пожал плечами. Безрезультатно позадавав мне еще несколько вопросов, мужчина протянул ко мне свои руки, от манипуляций которых возникло легкое жжение в голове, а в комнате ощутимо потянуло холодком. Больше вроде как ничего не произошло. Бородач был явно чем-то озадачен и принялся ходить по комнате взад-вперед, периодически теребя себя за бороду, потом тихо буркнул себе под нос какое-то короткое ругательство — и оставил меня в одиночестве.
Через некоторое время вновь скрипнула дверь, и ко мне склонился совсем молодой подросток с длинным красным шрамом, грубо пересекающим юношеское лицо. Он немного ослабил удерживающие ремни, стягивая с меня штаны и подкладывая под меня нечто, явно служащее медицинским судном. Намек понятен — значит, не будем строить из себя неизвестно кого, крепясь из последних сил. После того как «медбрат» унес результаты облегчения, зашла совсем маленькая девчушка, взявшаяся кормить меня деревянной ложкой. Еды опознать мне не удалось ни по вкусу, ни по запаху — немного сладковатая, немного солоноватая жидкая каша с какими-то незнакомыми приправами. Однако желудок отнесся к ней весьма благосклонно, принимая ее как ту самую «манну небесную». Ну да, сколько же дней не ел-то, собственно. Каши оказалось немного, впрочем, после нескольких дней болезненной голодовки много и нельзя, а потом в меня силой опять влили ту горькую гадость, от которой быстро провалился в сон с явно позитивной мыслью: «Несмотря на все странности и непонятности, жизнь, кажется, постепенно налаживается».
Следующее возвращение в реальность совсем не доставило особо приятных переживаний. Боли не было, но буквально вся поверхность кожи нестерпимо чесалась, отчего я и проснулся. Приподняв голову и оглядевшись, увидел и причину этой злостной чесотки. Одежду с меня как-то стянули, а все тело обмазали какой-то серо-зеленой скользкой дрянью. Да, от лавки так и не отвязали, хотя пут стало немного меньше. Скованными оставались лишь руки и ноги, да два ремня притягивали тело к жесткому ложу. И связывали меня с явным знанием дела: ни руки, ни ноги не затекли от пережима кровеносных сосудов, однако стоило пошевелиться в рефлекторной попытке почесаться — как путы затягивались тугими узлами, доставляя большие неудобства. Такая конструкция оказалась мне вполне знакомой, я ведь не какой-то там «ботаник» — ученый-физик в недавнем прошлом, но еще и инструктор по тому, что некоторые, по незнанию или заблуждению, называют «боевое самбо», плюс «неплохой специалист» по охране режимных объектов. До «хорошего специалиста», впрочем, тоже еще не дорос, однако свое дело знал. И о том, как надо правильно поступать с пойманными нарушителями охраняемого периметра, чтобы сдать их следственной бригаде в целости и сохранности, всяко знаком. Доводилось даже практиковаться пару раз, когда некоторые особенно предприимчивые граждане решили прихватить, по их мнению, плохо охраняемое армейское имущество, содержащее много цветного металла. И при задержании эти горе-предприниматели отчаянно сопротивлялись, явно полагая в нас своих потенциальных конкурентов, подошедших отнять их законную добычу.
