В комнату вошел один из агентов.
— Фил, — обратился он к Саймонсу, — вам нужно взглянуть кое на что.
— Все такие счастливые, — заметил мистер Джирарди.
— Говорят, скоро все кончится.
Пожилая супружеская пара оказалась, по сути дела, нигде. Их выпроводили из пресс-центра, а возвращаться назад в палатку Красного Креста не было смысла, особенно поскольку в самом ближайшем времени ее должны были открыть, чтобы принимать тяжелораненых. Джирарди стояли примерно посредине между этими двумя палатками, ярдах в трехстах от громады торгового центра «Америка», по-прежнему окруженного полицейскими машинами с включенными мигалками. Несколько минут назад начали собираться автобусы, но не у самого комплекса, а в нескольких сотнях ярдов справа от него, чтобы, получив сигнал, подъехать к выходам и загрузить освобожденных заложников, которых сначала доставят на сортировочный пункт, после чего развезут по другим местам. Все это было ужасно сложно, и супруги Джирарди видели повсюду машины и суетящихся людей.
Уже похолодало, градусов до сорока по Фаренгейту, и миссис Джирарди зябко ежилась.
— Наверное, ближе подходить не следует, — сказала она. — Нас обязательно остановят.
— Просто останемся здесь. Уверен, осталось еще совсем недолго.
— Видите ли, — говорил полковник Обоба своему другу Дэвиду Банджаксу из «Нью-Йорк таймс». Они сидели на складных стульях перед торговым центром «Америка», а мистер Ренфроу держался поблизости, но так, чтобы не попадать в объективы телекамер. У них за спиной скапливались автобусы, готовые перевозить освобожденных заложников. — Я придерживаюсь того мнения, что в правоохранительных органах не место держимордам, раздающим тычки направо и налево. Я осознал это еще много лет назад, когда служил простым патрульным полицейским в Бостоне.
Банджакс прекрасно знал, что полковник патрулировал улицы Бостона меньше трех недель, после чего посвятил себя более блистательной деятельности, что соответствовало его незаурядной личности. Однако он все равно записал эти слова Обобы, хотя тот уже их говорил, когда Банджакс брал у него интервью для журнала «Нью-Йорк таймс» в прошлый раз.
— Я всегда считал, что силовые действия должны занимать в работе правоохранительных органов самое последнее место. Главное — это наставление, совет, постоянное присутствие, абсолютное следование букве закона, но также терпение, сострадание и дисциплина, и все это подчинено стремлению к разностороннему подходу. Никто не должен испытывать страха при виде полицейского. Надеюсь, именно такие правоохранительные органы я олицетворяю.
— Сэр, — сказал Банджакс, — насколько я слышал, в вашем окружении были те, кто хотел ворваться в комплекс, паля направо и налево. Это правда?
— Мы обсуждали различные варианты, Дэвид, самые различные варианты. Однако порой истинное мужество заключается в том, чтобы ничего не предпринимать. Порой вместо того чтобы оказывать давление, нужно дать предполагаемым преступникам осознать абсурдность ситуации, которую они сами создали, показать им, что разумное решение спасет их жизни, а не отнимет. В большинстве своем люди не убийцы. По большей части они просто пытаются сделать так, чтобы их услышали, на них обратили внимание, увидели в них личность, индивидуальность, называйте это как хотите. И как только им предоставляют такую возможность, ситуация разряжается. Уверен, что эти ребята считают свое дело правым и справедливым, и кто на самом деле скажет, что это не так? На земле есть место различным убеждениям; вот почему мы так ценим разносторонний подход, и я развивал эту концепцию везде, где работал, и намерен развивать и впредь, везде, где мне предстоит работать.
— Если позволите, сэр, отлично сказано. Но раз уж речь зашла о «везде, где вам предстоит работать», правда ли, что ваша кандидатура рассматривается на должность нового директора Федерального бюро расследований? И успешное разрешение этой кризисной ситуации придется тут очень даже кстати.
— Ну, не будем заглядывать так далеко в будущее, Дэвид. Что будет, то будет. Да, неплохо было бы возглавить ФБР и опробовать свои идеи в общенациональном масштабе, но…
