— Ой, Миша, хватит ерничать, ты же знаешь, я люблю тебя, как маму, — поддержал его настрой Агранович.
— Какая мама, Фима, все знают, что тебя воспитывал один отец!
— Миша, мама — это собирательный образ, я тебя умоляю, не надо лишних телодвижений. А шо отец? Очень любвеобильный человек, поэтому у меня было немало мам, и все они на редкость приличные женщины.
— Какие приличные женщины! Фима, я тебя умоляю! Твой уважаемый папа не вылезал из публичных домов. Все, чему тебя могли научить эти женщины, — торговать своим телом, но для этого ты не вышел фактурой.
— Не надо грязи, Миша, эта фактура была так же ликвидна в моей молодости, как мои акции в зрелости. А торговать они меня действительно научили, иначе я бы никогда не стал тем, кем стал.
— Да кем ты там стал, не смеши мою прежнюю арестантскую робу, Фима! Все, что у тебя было, отобрал Семенов. А все, что у тебя есть, это съемная квартира в Лондоне и возможность написать интересные мемуары. Но, так как ты малограмотный торгаш, они никогда не увидят свет.
— Да чья бы корова мычала, Миша! — побагровев, замахал ручонками Агранович. — Если бы не мы, мне пришлось бы писать не свои мемуары, а эпитафию по благородному экс-биллионеру Мише Марковскому, безвинно убиенному злыднем Семеновым!
Европеец, недоуменно следивший за пикировкой олигархов, резко кашлянул.
— Ой, Миша, я совсем забыл тебе представить! Йонас Зелински — новый координатор европейского отделения Клуба, а также глава Совета директоров англо-американского нефтегазового концерна Triangle. Именно ему пришла идея вытащить тебя из каземата. — И Агранович подобострастно заглянул в глаза невозмутимому европейцу.
— Thank you, — сдержанно поблагодарил Марковский Йонаса.
— Не утруждайтесь, я говорю по-русски, моя мать из Литвы, а отец поляк, я отлично знаю все мировые языки, но искренне надеюсь, что со временем русский перестанет входить в их число, — уголками губ улыбнулся Йонас.
— И пополнит число мертвых языков, — захихикал Агранович.
— Тогда тебе будет не с кем говорить, Фима, — не преминул подколоть его Марковский. — Кроме русского матерного, ты почти ничего не знаешь, дорогой мой полиглот.
— Ближе к делу, — кашлянул Зелински и посмотрел прямо в глаза Марковскому. — Вы, наверное, теряетесь в догадках, зачем мы пошли на такую сложную и рискованную операцию, как ваше освобождение из-под стражи? Что ж, я, пожалуй, приоткрою завесу тайны. Сейчас наступил тот момент, которого все мы давно ждали. Если еще немного поднажать, мы сможем отстранить от власти чертова Семенова и остановить запущенный им механизм реставрации сильного русского государства. Вы, думаю, даже в тюрьме слышали о мировом кризисе, от которого пострадала и Россия. Люди перестают верить Семенову и его команде, мы так же сумели добиться того, что Семенов не пойдет на третий срок. В ближайшее время Клуб собирается окончательно дестабилизировать ситуацию в стране, мы будем провоцировать конфликты внутри общества и устраивать диверсии, и Магистр хочет, чтобы именно вы, Михаил, возглавили Сопротивление.
— Почему именно я? Старый больной еврей? — попытался обратить в шутку его слова Марковский.
— Не прибедняйтесь, вам нет еще и 50. Лучше вас с этим не справится никто, у вас есть связи среди оппозиции, ОПГ, крупного бизнеса. Нам кажется, раз вы сумели в считанные годы построить такую мощную империю, как «МаркОйл», создать единый фронт сопротивления режиму Семенова вам не составит труда. Вы готовы?
— А у меня есть выбор? — Марковский сильно вдавил окурок сигары в пепельницу.
— Нет! — усмехнулся Зелински.
— Значит, готов. Только вопросов у меня сотни. Например, всем этим я буду заниматься из-за границы?
— Нет, прямо на месте событий.
— Ага, стоит мне только появиться в Москве, как я снова окажусь там, откуда вы меня с таким шумом вытащили.
— Ничего подобного, ваш офис — самое безопасное место в Москве.
— Да неужели? Вы захватили Лубянку?
— Не совсем, но предложение неплохое. Вы будете вести дела из посольства Соединенных Штатов плюс несколько надежных конспиративных квартир, неизвестных ФСБ. А на Аляске вас ждет бригада лучших пластических хирургов.
