«Жорж Санд в своих романах — философ и мечтатель.
Я в моих — гуманист и популяризатор.
Жорж Санд, приложив достаточно усилий и употребив искусство, добивается театральности.
Я без всяких усилий и совершенно естественным путем добиваюсь драматизма <…>. Будь то роман или пьеса, я приступаю к их физическому воплощению, лишь после того как они полностью сложились у меня в голове.
Будь то роман или драма, Жорж Санд начинает творить лишь с появлением первой главы или первой сцены.
У меня персонажи в некотором роде обусловлены действием.
У нее действие обусловлено персонажами. <…> Моим персонажам свойственна форма; ее персонажам — окраска.
Ее персонажи мечтают, раздумывают, философствуют; мои действуют.
Я — движение и жизнь; она — спокойствие и мысль».
В следующем году он снова славословит свою приятельницу в «Мушкетере» от 13 ноября 1854-го. Пьеса Санд «Фламинио» не без оснований была разгромлена. Поскольку они по-прежнему не видятся, стало быть, она восхищается им на расстоянии и с возрастом все больше чувствует себя его сестрой.
Совершенно очевидно, что Александр не в полном одиночестве занимается «Мушкетером» в трех тесных комнатушках на первом этаже дома 1 на улице Лаффита, то есть по тому же адресу, что и роскошный ресторан «Золотой Дом», принадлежащий ему и являющийся приложением к газете. В передней царит Мишель, бывший садовник в замке Монте-Кристо, назначенный Александром кассиром в газете, потому что, как он сам говорит, Мишель не умеет ни писать, ни читать, ни считать, будучи, вероятно, одним из редких случаев потери грамотности, так как в «Истории моих животных» несколькими годами раньше мы помним его как консультанта и ученого комментатора, обильно использующего латинские цитаты и имеющего в качестве настольной книги словарь по естественной истории. Впрочем, это неважно, поскольку счета вести вовсе не сложно, после того как Александр прикладывается к кассе. В тот день, когда она оказывается совершенно пустой, он спрашивает администратора Мартине о причинах этой аномалии:
«— Куда девались деньги подписчиков и от розничной продажи газеты?
— Но, дорогой мэтр, вот уже неделю вы берете по пятьсот франков каждый вечер.
— Но ведь пятьсот франков — минимальная сумма, если я за переписку должен платить полторы тысячи».
Вторая комната — кладбище непроданных экземпляров, нераспечатанной почты, непрочитанных и отвергнутых рукописей, как и в любой другой газете. Третья комната полна различных представителей литературной богемы, авторов в поисках персонажей, проклятых поэтов, писателей, не нашедших издателей, не говоря уже об армаде редакторов, более или менее насильно добровольных, среди которых можно видеть талантливых Мери, Филибера, Одебрана, Октава Фёйе, Поля Бокажа, Анри Рошфора, Эмиля Дешана, Роже де Бовуара, Теодора де Банвиля, Мориса Санда, Альфреда Асселина, графиню Даш. Само собой разумеется, что время от времени приходит за жалованьем незаменимый Рускони, единственный, кому Александр платит регулярно. В виде бесплатного приложения — некий Макс де Гориц, из старой венгерской аристократии, политический изгнанник, женатый на очень красивой дочери одного из мнимых Людовиков XVII. Настоящая фамилия Горица-Мейер, распространенная среди немецких евреев, в отличие от которых занимается он не финансовой деятельностью и даже не мелкой торговлей, а мошенничеством и кражами со взломом. Что до убийств, то к ним он прибегает лишь в случаях крайней необходимости. Возможно, неплохой муж и наверняка полиглот, он переводит для мэтра пьесы Иффланда и Коцебу. В ожидании, пока Александр их переделает, суровый Ноэль Парфе возмущается подобным сотрудничеством и не прочь предсказать его финал в письме к брату Шарлю: «Господин граф Макс де Гориц, сделавшийся правой рукой Дюма, дважды застигнутый за опустошением кошелька мэтра, уличенный в двадцати других низостях, но тем не менее оставшийся при «Мушкетере» и получающий ежемесячное жалованье в двести пятьдесят франков! Наконец-то, только что и за преступление, на сей раз не касающееся Дюма, схвачен жандармами и препровожден в Мазас со всеми подобающими ему почтением и наручниками. И вот какими людьми окружен там этот несчастный и великий глупец при всем его уме».
