Поистине нужно было дождаться полного финансового краха, чтобы заставить Александра отказаться от охоты. Пока что он собирается на охоту в Морман, в окрестностях Мелена в обществе графа д’Орсе, нового своего «сердечного друга», которому посвятит свои «Мемуары» и который умрет меньше чем через год после того, «еще такой молодой! такой красивый и всегда элегантный!»[106] Другой участник охоты — герцог Гиш, племянник Орсе и сын герцогини де Грамон, все эти аристократические имена как будто вышли из романов Александра, этим романам они и обязаны тем, что сохранились для потомства. Открытие охоты в сентябре, и однажды вечером Александр пропускает последний поезд в Париж и вынужден заночевать в Мелене. У него с собой черновик «Ромула», одноактной комедии Поля Бокажа, племянника известного актера, и Октава Фёйе. И всю ночь он посвятил ее переписыванию. «В семь утра написал я слово КОНЕЦ, блаженное слово, которое для меня означает всегда лишь начало следующего тома». Пьесу тотчас же приняли в Комеди-Франсез, однако поставили лишь в январе 1854-го. Эти удручающие сроки заставят Александра закончить его «одиссею в Комеди-Франсез»[107]: «Так закончилось мое путешествие. Улисс странствовал лишь десять лет; я странствовал на десять лет дольше, чем Улисс; но, правда, у меня было перед ним преимущество, что я так и не вернулся к Пенелопе».
Государственный переворот тем временем готовится. Среди своих сеидов Наполеон Малый нашел нового префекта полиции и нового военного коменданта Парижа. Он все чаще выступает с демагогическими демонстрациями, посещает заводы, награждает сельскохозяйственных рабочих. 13 ноября он предлагает вернуться к всеобщему избирательному праву, но Собрание голосует против, что полностью подрывает авторитет депутатов. 19-го начинается процесс над Историческим театром. Адвокат Александра утверждает, что его клиент не несет административной ответственности и в доказательство приводит спонтанно подписанное двадцатью четырьмя актерами письмо, в котором они удивляются, что директором считают того, кто занимался только поставкой и распределением ролей. Генеральный прокурор, однако, не позволяет втереть себе очки: «Господин Александр Дюма не мог смириться, видя, как рушится предприятие, с котором он связал свои надежды на успех и финансовое процветание. Он исчерпал свои усилия и ресурсы, пытаясь дать жизнь этому театру, и именно так, возможно, не отдавая в этом себе отчета, автор превратился в спекулянта, антрепренера публичных зрелищ, беря на себя в результате роль коммерсанта, последствия чего испытывает на себе сегодня».
Суд удаляется на совещание. У Александра нет никаких иллюзий, возможное объявление банкротом означает для него долговую тюрьму. Сколько же лет должен он в ней провести, прежде чем заработает минимум двести тысяч франков[108], которые должен заплатить своим кредиторам? Сейчас, в конце ноября он слишком занят собственной судьбой, чтобы, кроме «Мемуаров», над которыми продолжает работать, идентифицировать себя со своими вымышленными персонажами. Поэтому он начинает не новую историческую сцену с романическими перипетиями и диалогами, но задуманное уже давно исследование о роли народа в Истории Франции. Он берет один из своих больших листов голубой бумаги, нумерует его и коричневыми чернилами выводит заглавие «Жак Простак».
Именно над этой рукописью сидит он вечером 1 декабря, не будучи приглашен на большой бал в Елисейском дворце, организованный специально, чтобы никто не заподозрил об угрозе государственного переворота. Той же ночью арестованы все лидеры республиканцев и орлеанистов, Собрание блокировано. Утром афиши объявили парижанам о введении военного положения, восстановлении всеобщего избирательного права и о грядущем плебисците для решения вопроса о «сохранении власти Луи-Наполеона Бонапарта». Двести пятьдесят депутатов, собранных в мэрии 10-го округа, проходят через процедуру отрешения от власти и разогнаны армией. 3-го депутаты-республиканцы, среди которых Гюго, Боден и Жюль Фавр, пытаются поднять предместья. Рабочие пожимают плечами при мысли о необходимости защищать республику, которая разоружила их в июне 1848-го, после того как уничтожила столько их товарищей. Как иронизирует какой-нибудь уличный мальчишка, ну да, иногда вовсе не обязательно ждать, чтобы тебе продырявили пузо, достаточно просто не лишать этих дармоедов возможности получать их денежки. Боден все же поднимается на зародыш баррикады и доказывает, что можно и умереть за двадцать пять франков депутатского жалованья в день.
