В современных авторах Александр должен числить и себя, и его программа просто ошеломляет нравственность Нестора Рокплана: «Дюма полагает, что уже пора заказывать декорации к семи пятиактным пьесам, которые он написал две недели назад, ужиная со своей любовницей… Живость, беззаботность, заблуждения, сноровка, безрассудство, бессвязность речи этого малого, его здоровье и плодовитость совершенно феноменальны».
Однако разумно ли довольствоваться единственным залом в две тысячи мест, если за тобой и впереди тебя стоит столь обширный репертуар? Разумеется, нет. Поэтому в феврале 1848-го Александр берет внаем театр в Сен-Жермен-ан-Лэ. В своих «Мемуарах» он объясняет, каким образом будет приглашать «лучших артистов из Парижа» для исполнения своих комедий или своей переработки «Гамлета» в пользу бедных. Гостиницы полны, наемные экипажи вынуждены отказывать клиентам, «а на железной дороге мне признались однажды, что, с тех пор как я живу в Сен-Жермен, их годовой доход увеличился на двадцать тысяч франков или что-то вроде того». Итак, город «возродился или вроде того; Сен-Жермен ездит по своим лесам на лошадях, Сен-Жермен ходит на спектакли, Сен-Жермен на моей террасе запускает такие фейерверки, что их видно из Парижа». Согласно одной из легенд о Дюма (сам он старательно способствует их хождению), король-груша загрустил по поводу славы Сен-Жермен, в то время как у него в Версале царила тишь; как же «гальванизировать» этот старинный город французских королей? Графу Монталиве решение кажется простым:
«— Но, сир, Дюма в качестве национального гвардейца две недели должен отслужить в тюрьме: прикажите, чтобы эти пятнадцать дней он служил в тюрьме Версаля.
Король показал г-ну Монталиве спину и целый месяц вовсе с ним не разговаривал». В 1846 году начинается экономический кризис, достигший апогея в следующем году. Спекуляции с недвижимостью и особенно с железной дорогой заморозили капиталы. Французский банк поднимает учетные ставки. Производство падает. Строительство железных дорог полностью прекращается. Безработица поражает почти третью часть рабочих, повсеместно отмечаются случаи поломки машин, в сентябре серьезные социальные волнения наблюдаются в Париже. Не лучше обстоит дело и с сельским хозяйством, в результате неблагоприятных погодных условий состояние с урожаем катастрофическое. В Нормандии, в Пуату, на Юго-Востоке банды голодных крестьян грабят богатые поместья[64]. Похоже на ситуацию 1789 года. И все же, в то время как Мишле публикует «Народ», Бальзак друг за другом «Кузину Бетту» и «Кузена Понса», в то время как Берлиоз терпит страшную неудачу с «Гибелью Фауста», Александру все улыбается в этом 1846 году.
Он заканчивает «Графа Монте-Кристо», «Шевалье де Мэзон-Руж» и «Госпожу де Монсоро», начинает печатать «Бастарда из Молеона», берется за «Жозефа Бальзамо», хронологически первого из его великих романов, связанных с Французской революцией. Он ставит тогда перед собой весьма серьезный вопрос по поводу Бальзамо-Калиостро: «Состоят ли в сговоре гипнотизер и гипнотизируемый?»[65] «Я решил проделать лично несколько опытов, не доверяя тем, что могли бы произвести передо мной иностранцы, заинтересованные вызвать доверие к гипнозу». Он не говорит, какие именно опыты он производил, но констатирует только их результат. Статистически, согласно мнению двух третей испытуемых, он «наделен большой гипнотической силой. <…> Отметим, что опыты производил я лишь с молодыми девушками и женщинами». Возникает вопрос, почему. Правда, одно исключение мужского рода все же имеется: знаменитый медиум Алексис, приезжавший играть роль влюбленного в театре Сен-Жермен. После спектакля ужин у Александра в многолюдной и галантной компании. Собравшиеся хотели бы получить подтверждение божественного дара Алексиса. Нет ничего легче, но надо только, чтобы предварительно кто-нибудь его усыпил. Александр вызывается попробовать: «Я скрестил руки, собрал всю свою волю в кулак, я смотрел на Алексиса и повторял про себя:
— Пусть он заснет.
Алексис покачнулся, как пораженный выстрелом, и упал навзничь на диван». Все испугались, Александр тоже, так как Алексиса била нервная дрожь. Во сне он умолял Александра никогда больше так не делать, не предупредив его заранее: «Вы же меня убьете». Александр вынужден убрать флюиды, которые гнетут желудок медиума, дабы он успокоился и смог рассказать собравшимся удивительные подробности своей личной жизни. Пробуждение Алексиса было легким, и вот слишком скромный вывод Александра: «Гипноз — это развлечение, но еще не наука», однако все же искусство, и доказательством служит «Жозеф Бальзамо», погрузившись в чтение которого уже совершенно невозможно избежать его гипнотического воздействия до самого конца четырех томов.
