Еще семинаристом Беляев увлекся театром и задумывался о театральной карьере. Впоследствии он сыграл много разных ролей и даже смог таким образом заработать деньги для занятий в лицее.
Другим увлечением Беляева стала журналистика.
В 1913 году Беляев отправился в путешествие за границу. Вернувшись, он перед самой войной прекратил юридическую практику и вновь увлекся театром и литературой. Встречался в Москве со Станиславским, и тот считал, что он мог бы выступать на сцене. Тогда же Беляев пишет первое свое большое произведение — детскую пьесу-сказку, работает в газете «Смоленский вестник».
Но в конце 1915 года тяжелая болезнь — туберкулез позвоночника — выводит его из строя на долгие годы. Несколько лет Беляев живет в Ялте. Четыре года, с 1917 по 1921, проводит он в постели, в гипсе.
В последующие годы Беляев переменил несколько профессий, далеких друг от друга: работал в уголовном розыске, детском доме, Наркомпочтеле и даже плавал на рыболовном траулере. С конца 20-х годов он посвятил себя целиком литературной деятельности.
Уже став профессиональным писателем, он переезжал из города в город, жил в Москве, Ленинграде, Киеве, Детском Селе, снова в Ленинграде, пока в 1938 году окончательно не поселился в городе Пушкине (бывшем Царском, затем Детском Селе). Там, в Пушкине, застала его война, там же в январе 1942 года он и скончался.
Пестрая вначале и небогатая внешними событиями в последние годы жизнь писателя была настоящим подвигом. Здесь вполне уместно это слово, потому что тяжело больной человек никогда не оставлял работу и смог в невероятно трудных условиях создать целую библиотеку произведений, пользующихся завидным читательским успехом до сих пор.
Будучи прикованным к постели, Беляев продолжает работать — изучает языки, читает. Круг его чтения был разнообразен. И, возможно, именно тогда он заинтересовался фантастикой. Ведь он увлекался ею с детства.
«Сила этого двойного воздействия (текста и рисунков к роману Жюля Верна. — Б. Л.), — писал Александр Романович, вспоминая свои детские годы, — была такова, что мы с братом решили отправиться путешествовать к центру Земли. Сдвинули столы, стулья, кровати, накрыли их одеялами, простынями, запаслись маленьким масляным фонарем и углубились в таинственные недра Земли. И тотчас прозаические столы и стулья пропали. Мы видели только пещеры и пропасти, скалы и подземные водопады такими, какими их изображали чудесные картинки: жуткими и в то же время какими-то уютными. И сердце сжималось от этой сладкой жути. Позднее пришел Уэллс с кошмарами «Борьбы миров». В этом мире уже не было так уютно…»
До войны книги Беляева выпускались ничтожными тиражами. Ряд интересных произведений не дошел до массового читателя, потому что публиковались они в местных периодических изданиях. Так, роман «Небесный гость» был напечатан лишь в ленинградской пионерской газете «Ленинские искры», роман «Чудесное око» издан только на украинском языке. Получившие ныне широкую известность романы «Подводные земледельцы» и «Продавец воздуха» не выходили отдельными книгами; «Остров Погибших Кораблей», «Последний человек из Атлантиды», «Человек, нашедший свое лицо», «Звезда КЭЦ», «Голова профессора Доуэля», «Прыжок в ничто» долго не переиздавались.
При жизни о Беляеве писали очень мало. Чаще всего критики осуждали его произведения, реже — вынужденно признавали несомненный успех, талант писателя. И, наконец, совсем уж редко мы видели выступления в защиту писателя.
Из воспоминаний людей, близко знавших Александра Романовича и общавшихся с ним по совместной работе, вырисовывается образ человека, любившего жизнь и мужественно переносившего тяжелую болезнь. В то же время Беляев остро переживал вынужденное одиночество и пристрастное отношение критики.
Поэт Всеволод Борисович Азаров рассказывает, что, работая с 1933 года на ленинградском молодежном радио, он не раз встречался с Беляевым, бывал у него в Ленинграде, а затем и в Детском Селе.
Хотя Александр Романович и не все время лежал в постели, но должен был постоянно носить корсет. Эта всегдашняя скованность накладывала отпечаток на его характер: лишенный возможности широкого общения с людьми, полной свободы передвижения, он невольно сосредоточивался на деле, ставшем единственным в его жизни. И, конечно, в этом надо видеть еще одну из причин его тяги к мечте о совершенной человеческой природе.
