Я ничего не говорю ему, но, уединившись, начинаю размышлять: а что, если мне пойти проведать тех ребят и поинтересоваться — они сами захотят внять голосу рассудка или же мне посодействовать? По-моему, неплохая идея. Как ты думаешь?
— По-моему, тоже, — соглашаюсь я.
— Вот и я был того же мнения, — продолжает Левша. — Я так и сделал, а они, видишь ли, не захотели внять голосу рассудка. Когда я вошел в контору ассоциации, их там было всего-навсего двое — примерно на это я и рассчитывал. Болтать-то они умеют, а вот правильно двигаться — нет. Вскоре заявился третий из их компании, но к тому времени я уже прилично разогрелся: всю мебель, до которой только сумел добраться, разнес на куски. В общем, я отлично со всем справился, и мой старик и еще кое-кто сбросились и купили мне эти шикарные часы — на часть тех взносов, которые им пришлось бы выплатить охранной ассоциации в следующем месяце, если б таковая продолжала существовать.
Он кладет часы с цепочкой обратно в футляр, а футляр осторожно укладывает обратно в карман.
— Ну а как там твои подопечные? — спрашивает он.
Я достаю из кармана конверт с деньгами и протягиваю Левше.
— Вот твой куш, — говорю я. — Здесь нет только доли Кэриса. Ты его знаешь — толстый такой коротышка с Третьей авеню.
— Знаю, — отвечает Левша. — А что с ним?
— Он говорит, что столько отвалил за охрану, что охранять у него уже нечего, — говорю я, — и что он не потерпит обдираловки.
— Вот как? — замечает Левша. — Значит, стоит мне убраться ненадолго из города, как эти сопляки начинают думать, что могут выпендриваться. — Он встает и застегивается. — Что ж, — говорит он, — пойду-ка я, пожалуй, проведаю коротышку да спрошу его: хочет он сам внять голосу рассудка или мне посодействовать?
