Слушая речи, отрок душой разгорался, голову наклонив низко, лобзал сухие пальцы посла.
И случилось нежданное… Посол положил руку на голову отрока, благословил его и подал ему свое перо:
— Отроче славный, возьми перо, трудись много, клади словеса мудрые, к чтению внятные. Помни, что написанное держать надобно в тайне…
Отрок торопливо взял перо, посол клал перед собой клочки бумаги, на которых вкривь и вкось нанесены были пометки и записи дорожные. Те пометки с великим старанием отрок вносил в книгу, долго вглядывался в слова, торопливо намеченные, либо по его уму мудреные.
А посол, склонив голову, дремал, прикрыв пологом усталые глаза.
Отрок, украдкой приоткрыв листы, жадно прочитал слова, рукой посла старательно начертанные на заглавном листе книги:
Книга,
в ней описание первой части вселенной,
именуемой Азия, в ней же стоит
Китайское государство.
А пониже — витая мелкая скоропись:
«А писана сия книга, когда по указу великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великие и Малые и Белые России самодержавца, послан был из Москвы в Китайское государство Николай Спафарий».
Откинув первый лист, отрок прочел:
«В мире лукавства неисчислимы, как звездная роспись небес. Взгляни на озеро, оно ясно и чисто, а дно его утопает в мраке и черноте ада. Так и сердце лукавца: его не разгадать по синеве ясных глаз. Сердце человека пучине морской подобно, в нем мрак и темь…»
Отрок, уронив перо, позабыл о наказах посла, писание оставил, а начал безотрывно читать лист за листом.
Читая, то улыбался блаженно, сладостно, то, широко открыв удивленные глаза, оглядывался, то мрачнел, смахивая рукой непрошеную слезу.
Отрок, читая, шептал:
«Мая 15 дня.
Нещадно палит солнце. Добрая ли то примета? Караван наш подошел к стенам города китайского, нареченного Пекин. Встретил китайский князь и его конная стража, допустил лишь до ворот. Прехитро сузив щелки глаз, сказал: „Не сготовлены русскому послу и его людям достойные палаты“. С горы оглядел я город Пекин. Город превелик, строением пригож, не в меру многолюден. Люд скопом ходит, подобно мурашкам по мурашинной кочке. Писание мое скудно, вина тому гордость и скрытность вельмож китайских, всюду мерещатся им подслухи. Русского глазу боятся пуще того, как бес страшится креста господня, а то и более. Мудра пословица: „Что под спудом сокрыто, то трудом будет добыто“.
Мая 17 дня.
Терпение надобно многое. Гордость лозиной не переломишь. Сижу с людьми моими взаперти, в город ворота не открывают, пребываем в безделье и скуке.
Мая 18 дня.
Волею божьею караван наш двинулся к городским воротам. Миновали желтый песчаный вал, пошли подле Великой стены, около высоких башен; они расположены одна в ряд с другой на полет стрелы. Стена стоит толста; чтоб миновать ее, надобно пройти двенадцать больших ворот. Над воротами девятиэтажная башня с бойницами, на мостах стоят богдыхановы солдаты при мечах, пиках, луках. Улицы от многолюдства тесны, оттого впереди богатых бегут слуги, расталкивая толпу, расчищая путь господину своему, а которые пешеходы зазеваются, тех бьют палкой и плетью.
Посольству нашему для жилья отвели место самое кручинное, будто тюрьма, и караул поставили строгий. Памятуя о неудачах, отдаемся воле божьей. Чему быть — тому быть… Око всевышнего видит дела грешных.
Июня 15 дня.
Долгий месяц на исходе. По-прежнему взаперти сидим и муки злые принимаем. Зной разит, подобно пламени пекла, еду богдыхановы люди посылают плохую, воду — и того хуже. Немало людей посольства, в болезнях изнывая, ропщут, клянут судьбу. Гордость китайских вельмож безмерна, они часто приезжают, но о приеме богдыханом молчат. Этот долгий месяц не пропал для нас зря, книга наша сосуду подобна, наполняется соками мудрости, о чем прописано будет в своем месте. Молим бога о придании нам сил и здравия, дабы уговорить лаской, тихо людей посольства нашего, впаваших в неверие и питающих злобы на нас, посла царского, уличая в черной измене и нерадении.
Июня 16 дня.
Сочтем за радость описать Великую стену китайскую. Но прежде всего напишем немногими словами о Китае и китайцах.
