— Какой ты есть посол, мы не знаем. Имеешь ли грамоту к великому богдыхану?
Спафарий отвечал степенно:
— Коль доеду до величества богдыханова и грамоты не покажу — казни достоин.
Наместник дерзко кричал:
— Что в той грамоте русского царя? Может, в ней обидные слова начертаны?!
Наместник вновь говорил о беглеце Гантимуре, о происках и бесчинствах казаков на Амуре.
Спафарий терпеливо отговаривался, ссылаясь на грамоту: в ней, мол, все прописано.
Упорства Спафария богдыхановы чиновники не сломили, уехали с угрозами, вокруг посольства прибавили караул, подолгу не приносили послу и его людям еду.
Каждое утро к юрте русского посла носильщики приносили наунского наместника в цветном паланкине. Не выходя из него, наместник кричал:
— Коль так ты, посол, упрям, грамоту отберу поперек воли!..
Спафарий, не выходя из юрты, отвечал спокойно:
— При посольстве ратная сила немалая… Грамоту отбивать станут на смерть… На то государя русского указ писан!..
Наместник гневался, угрожая держать посольство до зимы. Служилые люди посольства: многие боярские дети, подъячий Никифор Венюков и иные упрекали Спафария с неразумном упорстве, понуждали к уступкам. Спафарий вспомнил о грамоте богдыхана русскому царю, ту грамоту вручил послу воевода Нерчинского острога Даршинский.
Спафарий позвал в свою юрту наместника и важных его сановников, посадил вокруг стола служилых людей посольства и сказал:
— Сочту за разумное показать славному владыке города Науна грамоту богдыхана, писанную русскому царю…
Спафарий открыл кованый ларчик и вынул красный свиток. По шелковой бумаге и черным иероглифам чиновники признали богдыханов лист, упали на колени и отбили девять поклонов.
Наместник и его приближенные ушли гордые и довольные. Спафарий был безмерно рад своей удаче.
К восходу солнца китайцы пригнали Спафарию сто двадцать лошадей и двести верблюдов. Посольство двинулось в сторону Пекина.
В мае караван посольства остановился у пекинских городских ворот. Через три дня посольство впустили в город, отвели на окраине большой двор и ко двору поставили многочисленный караул. Людям посольства, пробывшим в пути более года, отведенный двор показался благодатным местом отдыха и приюта.
В большой палате богдыхана собрались его советники и помощники. На узеньких ковриках и шелковых подушках, поджав под себя ноги, важно сидели надутые советники: родичи богдыхана, министры, чиновники. Опустив ресницы, они величественно полудремали.
По голым лбам, желтым скуластым лицам пробегали серые тени; иссиня-черные, любовно заплетенные длинные косы аккуратно лежали на спине; жидковолосые бороды и тонкие усы спадали низко, до самой груди.
Слегка покачиваясь, некоторые старательно оберегали драгоценное из драгоценных — ноготь на мизинце левой руки. Ноготь достигал у счастливцев чуть не полметра, требовал он мучительной осторожности, терпеливого ухода. От посторонних взглядов ноготь закрывался изящным камышовым футлярчиком тончайшей резной работы. Наиболее чиновные и родовитые имели рабов, которые старательно ухаживали за ногтем: чистили и полировали, растили, как садовник дерево.
Совет старейших собирался вчера и позавчера.
Хотел богдыхан услышать мудрое слово своих близких сановников о русском после, об истинных причинах его приезда в Китай. Но каждый раз богдыхан внезапно свое намерение менял, сановников распускал по домам.
Вновь собрались сановники…
Пропела флейта, и прозвенел колокольчик: богдыхан показался на троне; родичи и сановники пали на колени, стали кланяться до земли.
Великий Тяньцзы, или Сын неба, император Серединного царства Кан-си не похож на окружающих: молод, роста среднего, светловолос, лицом бел. Из-под густых игольчатых ресниц светились скупые щелки монгольских глаз; сливались в них азиатская хитрость и ум с надменной жестокостью и юношеским властолюбием.
Он слегка приподнял голову и хотел говорить, но в этот момент в рисунчатое окно, оклеенное провощенным шелком, ударилась крыльями ласточка. Она звонко чирикнула и потонула в зелени сада. Тонкие усы богдыхана дрогнули: «Ласточка — черная примета…» Вспоминая слова древнейших, богдыхан подумал о русском после: «Чем тонуть в человеке, лучше тонуть в бездне…» — и поспешно удалился.
