— Я все равно поеду, — коротко сказал Константин. — Если мои люди по неосторожности выпустили этих иблисов на свободу, то хуже уже не будет.
Эмир медленно покачал головой.
— Если бы это случилось, то посылать к тебе гонца было бы уже некому, — медленно произнес он. — Твои люди встретились с ангелами, которых величайший поставил караулить узилище иблисов. Потому они еще и целы. Светлые силы, как и их создатель, милосердны и поначалу всегда предупреждают, давая время, чтобы человек догадался и ушел. А вот если он медлит, тогда они уже… — Он вновь замялся, подыскивая слова поделикатнее, и наконец нашел их: — Действуют более решительно.
— Ты хотел сказать — они начинают убивать, — медленно произнес Константин.
Абдулла молчал, всем своим видом давая понять, что его друг угодил в самую точку, но подтверждать это словесно он, эмир, не намерен.
— Что бы ни случилось, — медленно произнес он вместо этого, — я всегда буду на стороне твоего Святослава. И лучше будет, если ты перед отъездом напишешь завещание. Я вовсе не хочу тебя пугать, но это действительно очень опасно.
Выехал Константин не сразу. Прислушавшись к настойчивым уговорам эмира, он согласился на то, чтобы дать своим людям на сборы весь завтрашний день. Да и сам, исходя из принципа «Чем черт не шутит», завещание все-таки написал. Хватило времени и на посещение всех ученых мужей, причем Константин, как бы ни был рассеян — предстоящая поездка не выходила из ума, — поневоле восхитился теми познаниями, которыми обладали булгарские ученые, особенно касающимися географии.
У них имелись и карты, вычерченные весьма тщательно. На одной из них были показаны как раз те земли, куда государю всея Руси вскоре предстояло отправиться.
— А сколько понадобится времени, чтобы перечертить ее? — спросил он у эмира.
Тот перевел вопрос смуглому сухощавому Ибн ан-Нугману, нетерпеливо выслушал обстоятельный ответ ученого и сокрушенно развел руками:
— Он говорит, что не менее пяти дней, иначе из-за спешки на новой карте непременно появятся неточности, и тогда она принесет тому, кто захочет ею воспользоваться, больше вреда, чем пользы. Мудрые говорят, что хуже неведомого пути может быть только ложный путь.
Заметив расстроенное лицо Константина, эмир что-то коротко сказал ученому. Тот в ответ только неопределенно пожал плечами, затем столь же лаконично ответил, тяжело вздохнув при этом.
Абдулла лукаво улыбнулся и, повернувшись к Константину, произнес:
— Из уважения к столь дорогому гостю почтенный Ибн ан-Нугман хотел бы подарить ему этот бесценный свиток, питая надежду на то, что он может помочь ему и его спутникам. Если ты примешь дар, то почтенный Ибн ан-Нугман будет знать, что он сделал все возможное, чтобы друг его эмира вернулся целым и невредимым из своего опасного путешествия.
— Вроде бы он говорил не так длинно, — подозрительно заметил Константин, усомнившись в добровольности дара.
— У нас такой язык. Говорим многое, но очень коротко, — нашелся эмир.
— Но я… — неуверенно начал было Константин, однако Абдулла быстро перебил его:
— А еще он говорит, что если ты откажешься взять его, то хозяин этого дома будет очень долго терзать себя иссушающими тело мыслями — за что ты обиделся на него, отказавшись от дара, преподнесенного от всей души. Так? — Эмир повернулся к ученому и вновь что-то коротко произнес по-булгарски. А может, и по-арабски — для Константина оба языка все равно были совершенно незнакомы, а потому одинаковы.
Ибн ан-Нугман, судя по унылому выражению его лица, был несколько иного мнения, но все равно послушно кивнул, соглашаясь со своим эмиром, трясущимися руками взял карту и протянул ее Константину, произнеся на ломаном русском:
— Возми.
Затем он что-то очень долго говорил самому Абдулле, поминутно указывая на небо, на землю и даже один раз на свою пиалу с зеленым чаем.
Выслушав его, эмир вновь повернулся к Константину и коротко перевел:
— Он говорит, что очень рад.
— А сейчас он вроде бы говорил намного длиннее твоего перевода, — заметил Константин.
— У нас такой язык. Говорим немногое, но очень долго, — усмехнулся Абдулла.
