— А какая разница? — удивлялся Минька.
— Ну тогда куда ни шло. Зато вон та… — вновь хищно нацеливал Вячеслав остро заточенное перо.
— Угол наклона пушки для подсчета траектории и дальности полета в зависимости от веса снаряда, — выпаливал Минька.
— Во как! — удивлялся Вячеслав, но тут же с достоинством выходил из ситуации: — То-то я гляжу, что она мне до ужаса знакома. Ну да, я так сразу и подумал, что нужная вещь, — и его перо вместо вымарывания ласково подчеркивало формулу жирной волнистой линией.
Словом, первые три года приходилось тяжко всем. Хорошо хоть, что медицина их не касалась. Там вовсю орудовали сразу семеро — Мойша, Доброгнева, а также пятеро из числа приглашенных. Но ведь помимо двух этих университетов у квартета пришельцев имелись и повседневные дела, от которых никто их не освобождал. К тому же неутомимая на каверзы жизнь регулярно подкидывала все новые и новые вводные, а на их решение тоже надо найти время. Вот только где его взять?
Зато сколько радости было, когда всем первым выпускникам университета выдали по особому красивому знаку, специальную грамотку и шапку с зеленым верхом из гладкого атласа.
Последнее придумал Вячеслав, заявив, что университет для ученого человека столь же святое место, как для верующего — Палестина или Мекка. Значит, человека, окончившего его, надо приравнять к тем, кто совершил паломничество к святым местам. У мусульман, к примеру, за хадж полагается зеленая чалма, ну а у наших студентов пусть хоть верх зеленый у шапки будет.
Кстати, то, что их труды были не напрасны, каждый ощутил довольно-таки скоро. Новый приказ — а свои учреждения Константин окрестил именно так, содрав название у Ивана Грозного, — получивший прозвище «Око государево», за первый год своей работы накопал массу хищений и мздоимства, причем в таких отдаленных местах, куда сам Константин добрался бы не раньше, чем через пять-десять лет. Да и то при условии мира и спокойствия на всех границах.
А кто в него вошел? Выпускники университета, которые работали не только в «Оке государевом». Они же приняли на себя чуть ли не половину ноши в Горном приказе, трудились и в Пушкарском, и в приказе Печатных дел, так что и Михал Юрьич, и Вячеслав Михалыч перекладывали на них множество забот, чтобы взвалить на свои плечи уйму новых.
Например, тот же воздушный флот, которым занялись не так давно. Нет, речь не шла о самолетах или, на худой конец, планерах. Даже на дирижабли силенок не хватало. Хотя бы воздушные шары. А что? Они, вкупе с подзорными трубами, для наблюдения вещь весьма удобная и для границы самое то.
Но и с ними намаялись. Это только на словах легко: сшей двойным швом куски полотна, накинь поверху тонкую сеть из прочной веревки, привяжи корзину, накачай шар воздухом погорячее, и все — отправляйся в полет, страхуемый с земли теми же веревками.
На деле же то сшито неправильно, то веревки расходятся, то полотно чересчур толстое — как ни крути, а без шелка не обойтись, то еще что.
Уже при первых испытаниях, устроенных в Переяславле-Залесском, подальше от любителей ознакомиться с чужими тайнами, произошел конфуз. Страховочная веревка лопнула, и шар с истошно вопящим от страха человеком, а ведь из спецназа добровольца подбирали, стал медленно подниматься ввысь. Хорошо, что было безветренно и на дворе стояла зима — воздух быстро остыл и шар опустился. Однако поискать пропажу все равно пришлось с недельку, не меньше.
Вторые испытания тоже завершились неудачей — перестарались с костром, и искорка попала на шелк, который тут же занялся огнем. Лишь третий по счету блин не оказался комом. Зато когда подошла очередь следующего, взбунтовались мужики из близлежащих деревень, устав страшиться воздушных чудищ. Словом, четвертый шар геройски погиб, безжалостно изрубленный острыми топорами и разодранный на мелкие клочки.
Владыка Мефодий, срочно прибывший из Киева, день за днем разъезжал на санях по окрестностям, поясняя напуганным людям, что дело это богоугодное, ибо направлено оно на защиту Руси от ворогов. К тому же куда человек на шаре стремится? Правильно, к небу. А кто на небе живет? Верно, господь бог с богородицей и сыном своим Христом. Получается, что человек оный устремляется к богу, и если бы тому это пришлось не по нраву, то никто нипочем бы туда не взлетел.
