Торопыга прибыл на сутки раньше Лючано, но встретился с Иоанном тайно. Поначалу Ватацис хотел было немедленно сообщить радостную весть своим воинам, но Николке, невзирая на молодость, удалось удержать Дуку, ссылаясь на воеводу Вячеслава.
Словом, весь следующий день зять императора Феодора нетерпеливо ожидал, когда крестоносцы получат печальные новости, согласившись с гонцом, что воин, расстроенный грустными вестями, наполовину, если не больше, теряет силу, а потому торопиться с атакой ни к чему.
Тем временем Николка отрядил в разведку всех своих пятерых спецназовцев, прибывших вместе с ним, которые не только заметили прибытие гонца из Константинополя, но и сразу определили, что в лагере крестоносцев начались спешные сборы в обратный путь.
Едва Иоанн получил долгожданную весть, развязывавшую ему руки, как немедленно сообщил о взятии Константинополя всему своему войску. Именно потому атака ликующей армии никейской империи, на четверть усиленной русскими дружинниками, нанесшими разящий удар с левого фланга, оказалась неотразимой.
Собирающийся отступать воин, будь он хоть трижды неустрашимым рыцарем, не имеет воли к победе. Не до нее. Отбиться бы да самому уцелеть. Вот почему отступление в большинстве случаев очень быстро переходит в панику. А если толком неизвестно, куда именно отступать, то тут уж об организованном сопротивлении говорить и вовсе не приходится.
До Боспора добралась едва ли десятая часть тех, кто всего несколько дней назад горделиво выступил в поход под знаменами юного императора Роберта. Это не были самые отважные воины. Об измученных всадниках, которых угрюмые венецианские гребцы везли в Галату, можно было твердо сказать только одно — у них оказались самые резвые и выносливые кони.
У Гуго Шампаньского и Рожера Прованского лошади были не хуже, но рыцари, верные своей вассальной присяге, полегли в первый же день, прикрывая с небольшими отрядами отступление своего сюзерена.
Впрочем, их героизм оказался напрасным. Когда до Боспора было подать рукой, белый конь императора на всем скаку споткнулся, угодив передней левой ногой в небольшую малоприметную ямку. Роберт слыл неплохим наездником, но это был не его день. Перелетев через конскую голову, он сломал ногу и, будучи не в силах увернуться, мог только в горестном оцепенении наблюдать, как летит прямо на него, стремительно увеличиваясь в своих размерах, огромное конское копыто, зловеще поблескивая тяжелой железной подковой.
— Да нет, — повторил воевода уже более уверенно. — В ту ночь как раз особых приключений и не было. Все прошло без сучка и задоринки. Прямо как по маслу. Задоринки потом пошли. Вместе с сучками.
Глава 2
Первый меч империи
— Ты имеешь в виду ожидание? — уточнил Константин. — Или то, как вы с Иоанном нагнали на всех ужасу? — Он весело улыбнулся.
— Да какой там ужас, — досадливо отмахнулся Вячеслав. — Хотя и впрямь было что вспомнить. — Он тоже, в свою очередь, улыбнулся. — А как иначе я мог выполнить твой заказ? Тут не то что в эти, как их там?..
— Логофеты[25], — подсказал Константин.
— Во-во, в они самые подашься. К тому же ему там и впрямь несладко пришлось, а мы все равно без дела сидели.
Подробности гибели бывшего императора бывшей Латинской империи Вячеслав узнал через несколько дней из доклада того же Торопыги, но отнесся довольно-таки равнодушно и к смерти Роберта, и к окончательному разгрому крестоносного войска тоже. А вот весть о том, что Иоанн немедленно послал в Никею гонцов и, отпуская Николку, заверил его в том, что через неделю, самое долгое — полторы, патриарх Герман прибудет, была как бальзам на раны.
Владыка Константинопольской епархии прибыл только через двадцать два дня и привез весточку о том, что божественный властитель величайшей империи мира, вся территория которой умещалась в одном Муромском княжестве, император Феодор Ласкарис скончался. Вячеслав так и не понял, плоха или хороша эта новость для него самого и для его людей.
Но она в его глазах тут же померкла, потому что почти одновременно с нею он получил и ворох вестей из Руси. Рязанский купец, прибывший в Константинополь, сообщал, что в Киеве появился половецкий хан Котян с просьбой заступиться за него перед страшным племенем, прибывшим неведомо откуда и дочиста разграбившим его кочевки и даже зимнее стойбище в Шарукани.
