— Ты, дядь Миш, не бухта на меня, — отозвалась Алена, накладывая ему в тарелку все самое вкусненькое. — Сам учил с детства, что в нашем деле потеря бдительности — это шандец.
— Так это в чьем же деле-то! — засмеялся Егорычев. — Именно что в нашем — сыскном деле… хотя что говорить, видно, ты с молоком матери всосала в себя аналитическую смекалку.
— Выпьем за новобрачных, — провозгласила посаженная мать Маша Кравчук.
После того как все наконец-то согрелись, выпили, закусили, крикнули несколько раз «горько» и пожелали Алене и Глебу много всего замечательного, наступил тот неизбежный момент, когда все захотели, чтобы им объяснили, что творила бывшая невеста в храме и на Большой Никитской…
— Давай-давай, раскалывайся, Егоза, — усмехнулся Егорычев, — народ жаждет знать правду.
— Вот сами бы и поведали народу правду, дядь Миш. — Алена ласково взглянула на полковника. — А то я ведь сегодня как бы выходная…
— Да уж, не хотела бы я иметь такой выходной, — хмыкнула Маша. — Давно я такой стометровки не бегала. Новый вид развлечения для новобрачных и гостей — бег с препятствиями по обледенелому тротуару в сорокаградусный мороз без верхней одежды. Женщинам — желательно на высоком каблуке, лучше на шпильке. Очень полезно для здоровья и прекрасно развивает чувство юмора.
Все дружно начали смеяться и вспоминать, как кто выглядел в этой дикой ситуации. Потом все смолкли и снова вопросительно уставились на Алену.
— Помните, я в театре читала письмо от адвоката Нины Николаевны Оболенской господина Стоуна? Это письмо мне отдал мистер Холгейт, за что ему спасибо… — Алена наклонила голову в сторону сидящей напротив пожилой пары — тети Наташи и ее мужа Роберта Холгейта. — В конверт юрист госпожи Баррент вложил ее фотографию. На ней были две женщины: Нина Николаевна и ее верная спутница жизни и подруга, компаньонка Мария Кохановская. Письмо пришлось отдать следователю, а фотография осталась у меня. И, надо сказать, я частенько показывала ее друзьям, знакомым… Одним словом, оба лица отчетливо отпечатались в моей памяти.
Все в курсе, что операцию Люсе делал Адам Ламберти. После его смерти ее наблюдал другой врач. Как-то Люсе надо было в очередной раз показаться в клинике. Глеб уехал в это время с концертом в Калугу, Ольгу не хотелось отвлекать от работы — она зубрила текст, и в клинику повезла Люсю я.
Сидя около кабинета, я поразилась той… даже трудно сформулировать точно… какой-то безалаберной бестактности, что ли. На двери кабинета по-прежнему висела табличка: «Адам Ламберти, профессор». Человека уже не было в живых, а табличку даже не удосужились снять. Народу на этаже было мало, и я не могла не обратить внимания на женщину, которая подошла к кабинету и, внимательно изучив надпись, неуверенно присела напротив. Потом вскочила и начала нервно вышагивать по коридору, что-то лихорадочно соображая. Я не сразу связала ее лицо, показавшееся мне очень знакомым, с фотографией компаньонки госпожи Баррент. Но когда она в очередной раз, находясь в крайнем волнении, опустилась на краешек стула, я поняла, что передо мной конечно же Мария Кохановская. Я стала незаметно наблюдать за ней. Она открыла сумочку, что-то проверила там, достала бумажник и направилась к регистратуре. Я через некоторое время заняла за ней очередь.
— Я бы хотела записаться на прием к доктору Ламберти. Если возможно, на ближайшие дни, еще лучше… на сегодня.
Пожилая регистраторша, с удивлением взглянув на Кохановскую, ответила:
— К сожалению, он уже не ведет приемов в нашей клинике…
— А в какой? — нетерпеливо перебила ее Кохановская.
— Да ни в какой. Он погиб в автомобильной катастрофе.
Кохановская издала странный булькающий звук — не то засмеялась, но сдержала себя, не то закашлялась от неожиданности.
В этот момент дверь кабинета открылась и вышли Люся и доктор. Они о чем-то продолжали беседовать. Тут уже оторопела я: Кохановская не сводила с Люси неподвижного, тяжелого, ненавидящего взгляда. Этот взгляд настолько конкретно выдавал в ней, как в диком животном, готовность к прыжку, что я интуитивно сделала несколько шагов к Люсе. Но Кохановская вдруг вздрогнула, отвернулась и быстрыми нервными движениями водрузила на нос большие темные очки и надвинула на лоб шляпку с полями.
