Одним словом, Ольга Соцкая удивительным сочетанием зрелого страстного темперамента и абсолютно детской наивной трогательности очаровала весь худсовет.
— Да-а, — протянул задумчиво Шкафендра после того, как было решено вводить ее срочно на роли Воробьевой. — И ведь как на голову свалилась… Весьма провиденциально.
— Ну должно же нам хоть в чем-то повезти! — подвела черту Галя Бурьянова.
— Ты уверена, что тебе необходима эта встреча? — еще раз встревоженно спросил Глеб, минуя ворота с бюро пропусков и притормаживая у небольшого больничного корпуса.
— Уверена, — утвердительно кивнула Алена и засмеялась. — Это же больница, Глеб, а не тюрьма. Джой находится в палате, которая охраняется нашими бдительными органами по поручению Интерпола. Знаешь, как дяде Мише было трудно выбить мне это посещение? Не волнуйся ради Бога. Здесь не стреляют — здесь лечат… А ты давай расслабься, поброди по этим замечательным аллейкам. Помечтай, подумай о приятном. О том, что всего лишь через неделю твоя племянница будет царить на подмостках, запеленутая в твою музыку. Мог ли кто-нибудь предположить эдакое!
— Ты считаешь, что успокаиваешь меня подобным мурлыканьем, а на самом деле создаешь полную картину того, что, отправляясь в логово врага, ты усыпляешь мою бдительность, — мягко усмехнулся Глеб. — Иди, малыш, я жду.
Алена поднялась по крыльцу в просторный вестибюль, разделась, еще раз предъявила пропуск, выданный в прокуратуре, и направилась в указанное отделение.
Около палаты она помедлила и, оглянувшись по сторонам, перекрестилась.
Отворив дверь, она оказалась в просторной комнате, больше похожей на гостиничный номер, где в кресле у окна клевал носом над раскрытым журналом молодой белобрысый оперативник.
При появлении Алены он вскинул голову и уставился на нее покрасневшими подпухшими глазами.
— Слушаю вас? — привстал он. — Капитан Пантелеев.
Алена доброжелательно улыбнулась капитану и, протягивая свой пропуск, сказала:
— Добрый день. А я так удивилась, обнаружив в палате вместо больной симпатичного молодого человека.
Капитан неопределенно хмыкнул:
— Это вы, стало быть, от Егорычева? Пожалуйста. Он уже звонил с утра. Проходите… Только она, по-моему, спит.
Капитан кивнул на неплотно прикрытую дверь в смежную комнату. Алена перешагнула порог, так же неплотно притворяя ее за собой.
Изумленный возглас удалось сдержать лишь волевым усилием. Он застрял комком в горле, и от удушья на глаза выступили слезы.
На высокой хирургической кровати, упираясь спиной в большую взбитую подушку, сидела… Люся.
Алена опустилась на стул возле двери и какое-то время с волнением и досадой вглядывалась в знакомые черты этой женщины. Потом облизнула пересохшие губы и, стараясь говорить четко, спросила:
— Зачем… ему понадобилось повторить ваше лицо?
Американка подробно рассмотрела Алену лучистыми ярко-синими глазами и ответила по-русски с почти незаметным акцентом.
— Думаю, это была… его прихоть. Талантливый человек имеет иногда право на… подобные вольности. Не так ли?
— Не так! — Алена внутренне напружинилась, почувствовав едва уловимую издевательскую нотку, сквозившую и во взгляде, и в словах Джой. — На вольности имеет право человек свободной профессии — положим, художник или музыкант.
— Ну хорошо… Возможно, ему были так дороги эти черты, что руки сами сотворили подобие — без участия сознания. Мне не совсем понятен ваш пафос. Попробуйте отнестись к этому проще. Уверяю вас, никакого далеко идущего плана Адам не преследовал, когда случайно или умышленно, как вы сказали, «повторил мое лицо».
Алена подавленно молчала. Она смотрела на эту худенькую яркоглазую женщину с правильными, точно талантливым скульптором вылепленными чертами лица и думала о том, сколько вседозволенности несет в себе жизнь. Это лицо, рожденное на свет сложным путем генетических процессов, скопировал для другого существа своими уникальными руками хирург Адам Ламберти.
— Вас это застигло врасплох, — негромко произнесла Джой. — Вы пришли ко мне уж наверное не для того, чтобы обсуждать мое лицо или декларировать неправедность моего жизненного пути…
