Несмотря на полную очевидность дела, я был вынужден подписать ложный протокол допроса, датированный 08.07. 38»>[71].
Об этом протоколе Берг выскажется так: «Я никогда не имел с Чистяковым того разговора, который изложен в виде вопросов и ответов. И вопросы, и ответы были заранее написаны Чистяковым, и путем насилия я был вынужден всю эту ложь подписать…»>[72]
Аксель Иванович увязал все глубже — в «собственноручных показаниях» он писал о «вредительской деятельности», а это можно назвать «слишком резкой терминологией», а можно и признанием. А в протоколе допроса от 8 июня, подписанном после принятия «специальных мер», перечислен ряд фамилий:
«1. Шварцберг Роберт Борисович, начальник VI отдела.
Пустовалов Анатолий Иванович, начальник V отдела[73].
Кериг Ганс Михайлович, начальник VIII отдела[74].
Макаровский Борис Дмитриевич, начальник VII отдела[75].
Бабановский Анатолий Иванович, начальник II отдела. Эти лица были завербованы в антисоветский военный заговор и привлечены к вредительской работе мною…»>[76]
Акселем Ивановичем уже овладевало чувство безразличия к дальнейшей судьбе, да, пожалуй, и не только к своей: «В результате длительного пребывания в тюрьме я убедился в безнадежности отстаивания фактического положения вещей и пришел к выводу о необходимости давать ложные показания»>[77].
Особенно драматичной была очная ставка с Г. М. Керигом. Следствие подбирало список «заговорщиков» в основном по принципу социального происхождения.
Шварцберг происходил из купцов, Макаровский был сыном священника, а вот Г. М. Кериг был женат на греческой подданной, отец которой был заводчиком в Севастополе. К тому же Кериг однажды потерял секретный документ. «В ночь с 16 на 17. И. 38 я был принужден дать 3-е по счету ложное показание при очной ставке с Керигом. Керига я никогда и никуда не вербовал, о чем я скажу ниже», — вспомнит об этом эпизоде Аксель Иванович>[78].
Впрочем, приведу текст из протокола этой очной ставки:
«Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: С какого года вы знакомы с Керигом Гансом Михайловичем?
Ответ: Керига я знаю с 1925 г., тогда он служил флагманским связистом подводных лодок Балтийского флота. Я был председателем секции связи Научно-технического комитета Управления морских сил. В 1935 г. Кериг Г. был переведен из Управления вооружения Морских сил РККА в НИМИС в Ленинграде. Начальником этого института являлся я. Кериг в НИМИС вначале работал помощником начальника Гидроакустического отдела, а с 1937 г. был назначен начальником вновь организованного VIII отдела визуальных средств. Кериг работал в этой должности до дня моего ареста.
Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: Что вам известно о контрреволюционной деятельности Керига Ганса Михайловича?
Ответ: Я подтверждаю свои показания от 08. 06. 38 о том, что Кериг Ганс Михайлович является участником антисоветского военного заговора, в который был вовлечен мною в 1936 г. По моему заданию Кериг проводил контрреволюционную вредительскую работу в области срыва строительства нового радиовооружения на флоте.
Вопрос: Обвиняемый Кериг, подтверждаете ли вы показания Берга А. И.?
Ответ: Показания обвиняемого Берга А. И. я отрицаю.
Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: Обвиняемый Кериг Ганс Михайлович отрицает ваши показания.
Ответ: Кериг лжет. Я еще раз подтверждаю, что Кериг является участником антисоветского военного заговора с 1936 г.
Вопрос: Обвиняемый Кериг Г. М., вы теперь будете давать правдивые показания о вашей контрреволюционной деятельности?
Ответ: Я отрицаю показания Берга А. И.»>[79].
Следствие продолжалось. Менялись обвинительные статьи, но суть выводов следствия оставалась одна — «виновен».
В «собственноручных показаниях» от 3 июля 1939 года А. И. Берг еще раз делает попытку доказать свою полную непричастность к заговору и высказывает собственное мнение о данных против него показаниях:
«… Мои отношения с Гриненко-Ивановым были известны. Причиной этих плохих отношений было расхождение во взглядах на честность, порядочность, долг службы, мораль и нравственность. Никакого понятия о деятельности Гриненко-Иванова до моей встречи с ним в 1922 г. я не имею и не совсем ясно себе представляю, каким образом он в возрасте 16-и или 17-и лет „гонялся“ за Лениным. Его ссылка на разговор на эту тему со мной в 1935 г. — чистейшая выдумка…»
