Христианство это такая универсальная духовная ценность, которая уходит своими корнями в самые глубины человеческой индивидуальности. Иезуиты говорят, что в христианстве речь идет о признании выгоды нашего индивидуального, личного спасения, и хотя иезуиты возводят это утверждение в принцип, нам следует принять его здесь только в качестве предварительного тезиса.
Поскольку речь идет о проблеме сугубо индивидуальной, а потому и универсальной, я попытаюсь обрисовать ту ситуацию сугубо личного, частного характера, в которой начал писать то, что теперь предоставляю на суд тебе, мой читатель.
Военная диктатура моей бедной испанской родины[23] выслала меня на остров Фуэртевентура, где я получил возможность углубить свой личный религиозный и даже мистический опыт. Я был вызволен оттуда французским парусником, доставившим меня на французский берег, и обосновался здесь, в Париже, в моей одинокой келье, расположенной неподалеку от Арки Звезды, где и было все это написано. Здесь, в Париже, перенасыщенном историей, социальной и гражданской жизнью, почти невозможно найти себе какое-нибудь убежище, где можно было бы спрятаться от истории, а посему приходится ее пережить. Здесь, в Париже, мне не увидать ни горных хребтов Саламанки, почти круглый год покрытых снегами, питавшими корни моей души; ни бескрайних степных просторов Паленсии, где остался домашний очаг моего старшего сына и где душа моя обретала покой; ни моря, из вод которого каждый день рождается солнце на Фуэртевентуре. Здесь течет Сена, а не Нервьон моего родного Бильбао, в котором можно уловить биение пульса моря с его приливами и отливами. Здесь, в этой келье, в Париже мне согревало душу чтение. Я читал на авось то, что оказывалось под рукой. А в этом на авось – самый корень свободы.
В такой вот индивидуальной ситуации религиозного и, осмелюсь сказать, христианского характера г-н П.Л. Кушу попросил меня написать брошюру для издаваемой им серии литературы по христианству. Он же подсказал мне и это название: АГОНИЯ ХРИСТИАНСТВА, так как был уже знаком с моей книгой «О трагическом чувстве жизни».
Когда г-н. Кушу обратился ко мне с этой просьбой, я читал Enquête sur la monarchie[24]Шарля Морра[25] – куда как далеко от Евангелия! – который потчует читателя консервами, состряпанными из уже протухшего мяса покойного графа Жозефа де Местра.[26]
В этой книге, абсолютно антихристианской, мне попалось одно извлечение из программы L'Action Française[27]1903 г., которое гласит: «Для истинного патриота родина превыше всего, и потому он ставит, обсуждает и решает все политические вопросы в соответствии с национальным интересом». Когда я прочитал это, мне припомнилось: «Царство Мое не от мира сего», и тогда я подумал, что для истинного христианина – если только истинный христианин возможен в сфере гражданской жизни – всякий вопрос, будь то политический или какой бы то ни было другой, должен ставиться, обсуждаться и решаться в соответствии с интересом вечного спасения, с точки зрения вечности. Ну а если погибает родина? Родина христианина не от мира сего. Христианин должен пожертвовать родиной ради истины.
Истина! «… На сей счет уже никто не обольщается, и весь род людской, читая в глазах мудреца, спрашивает его без обиняков, как же быть, если истина в глубинной основе своей печальна», – писал Э. Ренан.[28]
В воскресенье 30 ноября этого счастливого – или несчастного -1924 года я был на богослужении в греческой православной церкви Святого Стефана, расположенной здесь неподалеку, на улице Жоржа Визе. Там на большой иконе с образом Христа, заполнявшей тимпан, было написано по-гречески: «Я есмь путь и истина и жизнь». Прочитав эту надпись, я вдруг снова почувствовал себя на уединенном острове, и тогда мне подумалось, а вернее пригрезилось: правда ли, что путь, жизнь и истина суть одно и то же; что если истина убивает, а жизнь обманывает нас? Это и навело меня на мысль об агонии христианства во мне самом и в каждом из нас. Да и возможно ли христианство вне каждого из нас?
