— Давай пока ограничимся женщинами, если не возражаешь.
И он для успокоения похлопал Тита по руке. Я знал, как это действует: весь страх из Тита сейчас вытечет, как вода в канаву.
— Я еб всевозможных женщин, какие только бывают. Египтянок, гречанок, римлянок, евреек, эфиопок. .. А еще женщин из таких мест, которым и названий еще не придумали. Я еб жирных и костлявых, безногих и без…
— А ты женат? — перебил моряка Джош, пока тот не пустился перечислять, как он имел их и в гробу, и на бегу, и мышонком, и лягушкой…
— У меня есть жена в Риме.
— А тебе одинаково с женой и, скажем, со шлюхой?
— Что — ебстись? Совершенно по-разному.
— Ну влажно же, — сказал я. — Правда?
— Ну да, влажно. Но не в этом же…
Я схватил Джоша за тунику и поволок за собой.
— Ну все, пошли, Джош. Теперь ты знаешь: грех — он влажный. Заруби себе на носу. Пошли ужинать.
Тит захохотал:
— Ну вы, евреи, даете со своим грехом. Знаете, если б у вас побольше богов было, вы бы так не парились, что разозлите кого-нибудь одного.
— Это точно, — ответил я. — Сейчас я буду выслушивать духовные наставления человека, который ебется с черепахами.
— А ты не суди, Шмяк, — сказал Джошуа. — Ты и сам не без греха.
— О, еще и ты со своим ханжеством. Подумаешь, святоша выискался. Раз ты так, можешь отныне сам грешить сколько влезет. Думаешь, мне нравится каждую ночь со шлюхами кувыркаться и весь процесс тебе снова и снова в красках расписывать?
— Думаю, нравится, — ответил Джош.
— Дело не в этом. А дело в том, что… мнэ-э… дело в том… это. В вине. В смысле — в черепахах. То есть…
В общем, сбили меня с панталыку. Ну подайте на меня за это в суд. Да я с тех пор чуть увижу черепаху, сразу воображаю — к ней клеится заскорузлый финикийский капитан. А вас это не беспокоит? Ну вот представьте себе это прямо сейчас. Я подожду. Теперь поняли?
— Он рехнулся, — сказал Тит.
— А ты умолкни, цинготная гадюка, — сказал Джошуа.
— Как там насчет не судить? — осведомился Тит.
— Это его касается. — Джош посмотрел на меня. — А со мной все по-другому.
И вдруг, произнеся эти слова, Джошуа опечалился — таким я его раньше не видел. Шаркая ногами, он направился к загону со свиньями, уселся рядом и стиснул голову руками. Будто его короновали всем бременем скорбей человеческих. И пока мы не сошли с корабля, Джош держался особняком.
Шелковый путь — основная торговая артерия, по которой обычаи и культура экспортировались из римского мира на Дальний Восток, — заканчивался у моря, в порту Селевкия, гавани и крепости, кормившей и защищавшей Антиохию со времен Александра. Мы сошли на берег с остальной командой. Капитан Тит остановил нас на трапе и протянул руки ладонями вниз. Мы с Джошем подставили свои, и Тит опустил в них монеты, которые мы уплатили ему за переход.
— У меня там могла быть пара скорпионов, а вы раскрыли ладони, даже не подумав.
— Это была честная цена, — сказал Джошуа. — Мог бы и не возвращать.
— Я чуть не утопил твоего друга. Извините меня.
— Но ты же сначала спросил, умеет ли он плавать. У него был шанс.
Я заглянул в глаза Джошу — проверить, не шутит ли он. Он, совершенно очевидно, не шутил.
— И все равно, — сказал Тит.
— Так, может, и тебе однажды выпадет шанс, — сказал Джошуа.
— Ага, хиленький ебический шанс, — добавил я. Тит ухмыльнулся.
— Идите, пока гавань не станет рекой. Это будет Онронт. Ступайте по левому берегу, и к ночи окажетесь в Антиохии. Там на рынке есть одна старуха — торгует травами и талисманами. Не помню, как ее зовут, но у нее только один глаз и туника тирского пурпура. Всех волхвов в Антиохии знает.
— А ты сам откуда знаешь эту старуху? — спросил я.
— Однажды покупал у нее пудру тигрового пениса. Джошуа недоуменно посмотрел на меня.
— Что? — спросил я. — Я же сношался со шлюхами, а не рецепты выпытывал. — Потом я взглянул на Тита: — Или надо было?
— Это мне для коленей, — ответил моряк. — Болят на дождь.
Джошуа взял меня за плечо и повел по берегу.
— Ступай с Богом, Тит, — сказал он.
— Ты там замолви за меня словечко перед чернокрылым, — попросил Тит.
Как только мы окунулись в припортовую толчею, я сказал:
— Он вернул нам деньги, потому что его ангел напугал. Надеюсь, ты это понимаешь?
