В речке по обе стороны от Иоанна выстроились наши братья и сестры, по-прежнему связанные, но в цепи сородичей недоставало одного звена — моего брата Шемаии. Вместо него перед Иоанном кипел, бился и пускал пузыри мутный фонтан. Зеваки подбадривали Крестителя воплями, а тот удерживал Шема под водой уже с некоторым трудом.
— Мне кажется, он топит Шема.
— Не топит, а крестит, — поправил меня Джош.
— Мама, конечно, будет счастлива, когда Шем смоет с себя грехи, но если в процессе он утонет, у нас будут неприятности.
— Верно подмечено. — И Джош ступил в воду. — Иоанн! Прекращай эту бодягу!
Иоанн глянул несколько озадаченно:
— Братец Джошуа?
— Да. Иоанн, отпусти его.
— Но он согрешил, — ответил Иоанн, как будто это все объясняло.
— Я сам займусь его грехами.
— Ты думаешь, ты у нас один такой, а? Дудки. Мое рождение тоже ангел вострубил. И было предсказано, что я поведу за собой. Ты не единственный.
— Об этом мы поговорим в другой раз. Отпусти его, Иоанн. Он очистился от скверны.
Иоанн убрал руки, мой братец поплавком выскочил на поверхность, а я сбежал по склону и поскорее уволок всех подальше от реки.
— Погоди, остальные еще нечисты. На них скверна греха.
Джошуа шагнул между Крестителем и своим братом Иаковом, следующим в очереди на окунание.
— Ты ведь не скажешь об этом маме, правда?
Иакова колотило между ужасом и яростью — он пытался развязать намокший узел на шее. Ему явно хотелось отомстить старшему брату, но лишь тот мог уберечь его от Иоанна, а отказываться от защиты было немудро.
— Если мы разрешим Иоанну крестить тебя сколько влезет, ты уже ничего не сможешь маме рассказать, правда, Иаков? — Это я так пытался помочь.
— Не скажу, — выдавил Иаков. Он опасливо глянул на Иоанна — тот лыбился на нас так, будто в любую секунду мог схватить кого-нибудь и очистить от скверны. — Он что — наш брат?
— Троюродный, — сказал Джошуа. — Сын Елисаве-ты, двоюродной сестры нашей матери.
— А когда ты с ним познакомился?
— Я не знакомился.
— Тогда как ты его узнал?
— Узнал, и все.
— Он псих, — сказал Иаков. — Вы оба психи.
— Ага, это у нас семейное. Может, повзрослеешь и тоже психом станешь. Ты ничего не скажешь маме.
— Не скажу.
— Хорошо, — сказал Джошуа. — А теперь вы со Шмяком ведите малышей дальше.
Я кивнул и бросил опасливый взгляд на Иоанна.
— Иаков прав, Джош. Он действительно псих.
— Я все слышал, грешник! — заорал Иоанн. — Тебе, наверное, тоже надо очиститься.
В тот вечер Иоанн с родителями разделили с нами ужин. Странно: предки Иоанна оказались старше Иосифа, даже старше моих деда с бабкой. Джошуа сказал, что рождение Иоанна было чудом, о котором действительно объявил ангел. Мать Иоанна Елисавета талдычила об этом весь ужин так, будт о случилось это лишь вчера, а не тринадцать лет назад. Когда старушка умолкла, чтобы перевести дух, вступила мама Джоша — и тоже про божественное провозглашение, только насчет собственного сына. Время от времени встревала и моя мама — испытывая потребность тоже как-то явить свою материнскую гордость, которой вовсе не ощущала:
— Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок — подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
— Ты не помазанник, — сообщил он Джошуа. — К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
— Мы не должны о таком говорить, — сказал Джошуа.
— Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын — это я.
— Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, — только стань Мессией.
— Правда? — удивился Иоанн. — Но твоя мама, кажется, так… так…
— Джош может воскрешать мертвых, — сказал я. Иоанн перевел на меня безумный взгляд, и я на всякий случай отодвинулся — вдруг ударит.
— Ничего он не может, — сказал Иоанн.
— Может. Я сам два раза видал.
— Не надо, Шмяк, — сказал Джошуа.
— Ты лжешь. А лжесвидетельствовать — грех. — Однако Креститель, похоже, скорее запаниковал, чем разозлился.