— Бесы! Она одержима бесами. Их много, — закричал я.
— Семь, — между рыками уточнила Мэгги.
— Похоже, что семь, — сказал я. — Правда, Джош?
Я схватил его за шиворот и как бы заставил кивнуть. На него все равно никто не смотрел, поскольку Мэгги теперь извергала впечатляющие фонтаны зеленой пены как изо рта, так и между бедер. (И снова — милый штрих, который не пришел бы мне в голову.) У нее начался припадок ритмичных конвульсий, пробиваемый контрапунктом лая и непристойностей.
— Ну что ж, Иаакан, — вежливо сказал я, — спасибо тебе за ужин. Все было очень мило, но нам уже пора.
Я за шиворот поднял Джошуа на ноги. Мессия был несколько сбит с толку. Не в ужасе, как наш хозяин, но с толку сбит.
— Постой, — выговорил Иаакан.
— Гнойный песий пенис! — прорычала Мэгги, ни к кому в особенности не обращаясь, но все поняли, о ком она.
— О, так и быть, мы попытаемся ей помочь, — сказал я. — Джошуа, держи одну руку. — Я вытолкнул его вперед, и Мэгги уцепилась за его запястье. Я обогнул стол и схватил ее за другую руку. — Надо вывести ее из этого дома скверны.
Ногтями Мэгги впилась мне в руку, когда я поднял ее со стола, но и Джоша не отпустила, изо всех сил делая вид, что бьется в судорогах и пытается вырваться. Я проволок их обоих за собой во двор.
— Джош, побольше души, — прошептала Мэгги. Иаакан и фарисеи сгрудились в дверях.
— Мы должны увести ее подальше от жилья, чтобы изгнать бесов наверняка, — прокричал им я и вытащил эту парочку на улицу. А снаружи пинком захлопнул за собой калитку.
Мэгги успокоилась и встала на ноги. Вся грудь у нее была в зеленой пене.
— Рано расслабилась, Мэгги. Давай чуть подальше отойдем.
— Свиножуйный козоёб!
— То, что надо!
— Привет, Мэгги. — Джошуа наконец по-настоящему взялся за ее руку и потащил.
— Мне кажется, для экспромта получилось очень хорошо, — сказал я. — Сами знаете, из фарисеев — лучшие свидетели.
— Пошли к моему брату, — прошептала Мэгги. — А оттуда сообщим, что я неизлечима… Крысонасильник!
— Все нормально, Мэгги, мы уже за пределами слышимости.
— Я знаю. Я с тобой разговариваю. Ты почему вытащил меня оттуда только сейчас?
— Ты прекрасно смотришься в зеленом, я тебе когда-нибудь говорил?
— Я вынужден думать, что это было неэтично, — сказал Джошуа.
— Джош, фальсификация одержимости бесами — это как горчичное зерно.
— В чем же, интересно, она — как?
— Не понял, да? Она совсем не похожа на горчичное зерно, правда? Теперь ты зато видишь, каково всем нам, когда ты что ни попадя сравниваешь с горчичными зернами.
У дома Симона-прокаженного первым к двери подошел Джошуа — чтобы зрелищное появление Мэгги не перепугало ее брата и сестру до полного унавоживания. Открыла Марфа.
— Шалом, Марфа. Я Джошуа бар Иосиф из Назарета. Помнишь, мы встречались на свадьбе в Кане? Я привел тебе сестру твою, Мэгги.
— Дай подумать. — Марфа постукала ногтем по подбородку, ища подсказок своей памяти в вечернем небе. — Ты еще превратил воду в вино? Сын Божий или что-то в этом роде?
— Совершенно не обязательно так со мной разговаривать, — обиделся Джош.
Я высунулся из-за его плеча:
— Я дал твоей сестре порошок, от которого она вся как бы пошла пеной — такой зеленой и красной. На нее сейчас смотреть не очень приятно.
— Я уверена, что ей это к лицу, — раздраженно вздохнула Марфа. — Заходите.
И она ввела нас в дом. Я остался у дверей, Джошуа сел к столу, а Марфа уволокла сестру в задние комнаты приводить в порядок. По деревенским меркам дом был довольно велик, хоть и не настолько, как у Иаака-на. Все равно для сына кузнеца Симон неплохо в жизни преуспел. Самого его видно нигде не было.
— Зайди, сядь к столу, — сказал Джошуа.
— Не-а, мне и тут неплохо.
— В чем дело?
— Ты знаешь, чей это дом?
— Конечно. Симона, брата Мэгги. Я понизил голос:
— Си-ля-мо-ля-на-ля про-ля-ка-ля-жен-ля-но-ля-го-ля.
— Садись-садись. Я тебя храню.
— Нетушки. Мне и тут хорошо.
И тут вышел Симон — с кувшином вина и подносом с чашками в руках, обвязанных тряпьем. Вся голова его была замотана белым полотном — виднелись одни глаза, ясные и синие, как у Мэгги.
— Милости прошу, Джошуа и ты, Левин. Давно не виделись.