— Ты ни разу не говорил.
— А я мог? Ты ж ее так боготворил, что у каждой стены с ее портретом алтарей бы понастроил.
— Так она голышом на них была?
Тут Мельхиор откашлялся, и мы оба посмотрели на него.
— Джошуа, либо твоя мать, либо Господь Бог прислали тебе записку. Неважно кто — записка и есть записка. Вам пора домой.
Наутро нам предстояло отправляться на север, Никобар лежал на юге, поэтому я оставил Джоша грузить багаж на Вану, а сам пошел в город сообщить новость Кашмир.
— Ой, мамочка, — сказала она. — Аж в самую Галилею. А у тебя деньги хоть есть на дорогу?
— Немного есть.
— Но не с собой? — Нет.
— Ну ладно. Тогда пока.
Готов поклясться, в глазах у нее блестели слезы, когда она закрывала дверь.
На следующее утро, нагрузив Вану моими рисунками и принадлежностями для рисования; моими подушками, занавесями и коврами; моим кофейником из желтой меди, моим заварочным шариком для чая и моей горелкой для благовоний; моей парой селекционных мангуст (мангустов?) для размножения, их бамбуковой клеткой, моей ударной установкой и моим зонтиком; моим шелковым халатом, моей шляпой от солнца, моей шляпой от дождя, моей коллекцией резных эротических статуэток и мисочкой Джошуа, мы все собрались на пляже, чтобы попрощаться. Мельхиор стоял перед нами в своей набедренной повязке, ветер трепал его седую бороду, а космы развевались, будто лютые тучи. В его лице не было печали, но, опять-таки, чего ждать от человека, всю жизнь положившего на то, чтобы отцепиться от материального мира, частью которого были мы. Он уже давно с нами попрощался.
Джошуа хотел было приобнять старика, но вместо этого лишь ткнул его в плечо. Единственный раз за все это время я увидел, как Мельхиор улыбнулся.
— Но ты же не научил меня тому, что мне следует знать, — сказал Джошуа.
— Ты прав. Я ничему тебя не научил. Я и не мог ничему тебя научить. Все, что тебе следовало знать, у тебя уже есть. Тебе просто нужно было подобрать для этого слово. Некоторым надо, чтобы Кали и Шива уничтожили весь мир, — только тогда они сквозь иллюзию разглядят в себе божественное; другим требуется, чтобы Кришна довез их туда, где они поймут, что в них есть вечного. Иные распознают в себе Божественную Искру, лишь раскумекав через просветление, что Искра эта живет во всех вещах, и только так обретают с ними всеми родство. Но одно то, что Божественная Искра пребывает во всем, не означает, что все способны ее обнаружить. Твоя дхарма — не учиться, Джошуа, а учить.
— Но как я смогу учить свой народ Божественной Искре? Прежде чем ответить, вспомни: мы и Шмяка имеем в виду.
— Ты просто должен подобрать правильное слово. Божественная Искра — бесконечна, но тропа к ней — отнюдь не такова. А в начале тропы лежит Слово.
— Именно поэтому вы с Валтасаром и Гаспаром пошли за звездой? Чтобы обрести тропу к Божественной Искре во всех людях? Потому же, почему и я тебя нашел?
— Мы были искателями. А искали мы, Джошуа, тебя. Ты и есть исток. Конец тропы — божественность, а начало ее — Слово. И это Слово — ты.
