Они принялись снимать отца со столба. Сначала я решил, что они хотят отправить его на погребение, но тот, кого назвали Марио, проговорил:
— Третий за сегодня! Отличные времена настали, да? Столько трупов, что скоро мы сможем накопить достаточно, чтобы убраться подальше.
— Не трогайте его!
Повернув голову, я увидел, как пришедшая в себя мать встаёт на четвереньки, затем на ноги — и бросается к эшафоту. Она вскарабкалась по ступеням под насмешливыми взглядами мужчин, и кинулась к ним, вытянув руки. Один из похитителей тел (я слышал о тех, кто продаёт мертвецов чёрным магам и врачам) резко ударил её кулаком в лицо, и она, как подкошенная, рухнула на доски.
— Отвяжись, дура! — процедил мужчина, переступая через неё. — Тебе же проще: не придётся хоронить. Да и кто возьмётся оказать последние почести врагу республики?
Мать приподнялась, схватив его за одежду. Мужчина дёрнулся, но освободиться не сумел.
— Да отстань! — раздражённо крикнул он.
Его приятель с размаху ударил мать ногой. Тупой носок сапога врезался в рёбра. Она вскрикнула, но пальцы не разжала.
— Чёрт! — тот, кого она держала, вдруг наклонился и ударил её ножом, которым только что резал верёвки.
Из моего рта вырвался отчаянный крик. Я попытался подняться, но голова закружилась, и я упал, разбив колени. Мужчины не обращали на меня внимания.
— Зачем ты это сделал?! — раздражённо спросил Марио.
Мать выпустила его и осела на доски эшафота. Пару раз вздрогнув, она замерла. Я пополз на четвереньках, борясь с тошнотой.
— Да плевать! — ответил убийца, вытирая лезвие о штаны. — Это всего лишь жена врага республики. Никому нет до неё дела. Жаль только, что за баб никто не платит. Давай-ка убираться, пока не появилась стража!
Они спустились с эшафота, таща тело отца, и прошли мимо меня, даже не взглянув. Рыдания рвались из моей груди, но ни один из них не обернулся. Я наблюдал за тем, как они удалялись. Может, мать ещё жива? Надо добраться до неё. Я пополз по ступенькам, а затем — по настилу. Занозы впивались в ладони и колени, но я не чувствовал боли.
Мать лежала на животе. Я потряс её, позвал, но она не шелохнулась. Платье промокло от крови. Больше всего её было возле основания шеи. С трудом перевернув тело, я увидел остановившийся, полный слёз взгляд.
— Мама! — позвал я севшим голосом.
Меня душили рыдания. Казалось, мир сошёл с ума, и я падал в чёрную бездну этого безумия. Что же делать?! Мне не поднять её, не унести отсюда! Надо позвать кого-нибудь на помощь!
Подняв голову, я увидел двух стражников, медленно пересекавших площадь Синьории со стороны Палаццо Веккьо, чей величественный фасад скрывал заходящее солнце. Встав на ноги, я спустился с эшафота, едва удерживая равновесие и, как мог, поспешил им навстречу.
— Помогите! — проговорил я, даваясь слезами. Тело моё вздрагивало, словно его били судороги. — Моя мать… там! — я указал назад. — Её ранили. А моего отца украли. Вон они, видите?!
Стражники взглянули туда, где ещё маячили далёкие фигуры похитителей тел.
— Здесь казнили врага республики, — сказал один из них другому. — Наверное, мертвеца забрали торговцы трупами. Сейчас их много развелось.
— На колдовские снадобья всегда высокий спрос, — кивнул его товарищ. Затем он опустил взгляд на меня. — Значит, ты — сын врага республики? Хм… Знаешь, парень, твоим старикам уже не поможешь. Так что лучше тебе убраться отсюда подальше. И никому не говори, кем были твои родители, понял? Иначе сам можешь отправиться на тот свет. Вот тебе добрый совет, парень.
Стражники двинулись дальше, оставив меня растерянного посреди площади. Я глядел им вслед и не понимал: разве они не должны помочь мне?! Неужели просто уйдут?! Я никак не ожидал наткнуться на стену такого равнодушия. Сделал пару шагов вслед за ними, но тут же остановился: никому в целом мире не было дела ни до меня, ни до моего горя! Вспомнились слова отца, которые он не раз повторял: «Алхимик должен быть один. Только так он достигнет желаемого». Возможно, именно из-за нас с матерью его постигла неудача? Что, если он погиб, потому что нарушил собственное правило?