А вот здесь появляется православие. Оно заявляется как нечто практически обязательное: вы только подумаете — медик, несмотря на близость монастыря, невоцерковлен! Ужос!
Суггестия понятна?
Причем суггестии «на православие» и «на воздержание» взаимно усиливают друг друга: христианская религия рассматривает воздержание как добродетель (помните про устойчивые ассоциации?).
Ну и опять же: «тот уровень сексуальности, которые задается информационным пространством как норма» — это слишком сложная конструкция. Подсознание это воспринимает как «то, что я слышу/вижу о сексе». Итого «на выходе» получаем: «слишком много секса!». Причем «по ТВ» — это, опять же, усложнение. В бессознательном есть «образ секса» — и вот его много. А где и т.д. — это уже пошло обдумывание.
Ну и дополнительно еще есть суггестия «доктор = авторитет — значит, прав!».
– То есть творчество Высоцкого в той части, где «главврач Маргулис телевизор запретил», медицински верно?
– Это при том, что во времена Высоцкого был совсем другой телевизор. Мне даже страшно подумать, что будет с нашей маленькой больничкой, если хотя бы на час мы будем включать его в вечернее время. Про психическое здоровье тех, кто смотрит телевизор «на воле», я уже давно не думаю. Иначе сама сойду с ума.
После этого разговора я не перестал сидеть перед экраном и монитором, но невольно начал анализировать роль сексуального ингредиента в том информационном продукте, который мы потребляем, а также то, как потом это сказывается на нашем поведении. И пришел к выводу, что образ Ленина времен СССР – это дряблая старушкина грудь, по сравнению с тем, какое место в нашем сознании теперь занимают основные сексуальные символы. Мы все живем во власти жесточайшей диктатуры. Это диктатура мягкой ягодицы. Диктатура большой груди. Диктатура длинных ног и коротких половых отношений.
И опять идет нагнетание «секса слишком много!». Но — напоминаю — это разум будет (если будет) анализировать «пожалуй, много, надо бы поменьше». А вот бессознательное воспринимает все дихотомично: «раз много, надо, чтобы не было!».
Если кто-то хочет продать нам задорого что-нибудь ненужное, то на рекламном плакате он ставит рядом с этим ненужным полуголую бабу – и мы должны тут же бежать в магазин. И бежим.
Если ты хотя бы раз в месяц не снимаешь трусы с какой-нибудь новой женской задницы, значит, ты или нездоров, или не мужик. Нам дают это понять, и мы понимаем.
Рынок психического здоровья захватили недоделанные зигмундовы потомки. Голоса нормальных психиатров тонут в болоте «медийной медицины». «Семя в организме мужчины – это раздражитель, который нужно постоянно выплескивать!» «Регулярная внебрачная половая жизнь – лучшее средство от депрессии!» Любопытная деталь – сами авторы подобных мантр, как правило, имеют полный набор признаков импотенции: лицевой целлюлит, плешивые затылки, внушительные животы. Причина этого, на мой взгляд, в том, что если человек невоздержан, то он невоздержан во всем: в сексе, жрачке, бухле и медийном самолюбии.
Как сами понимаете, «мы бежим», «мы понимаем» и проч. — это рационализация путем генерализации, а психологически означает «у меня возникает желание бежать и покупать», «я хочу секса на стороне» и так далее. Очень вероятно, что действия не следует — автор явно осознает порыв и «купирует приступ», но желание-то есть. Не было бы — не «примерял бы действие на себя».
Не очевидно? Ладно, поясню. Скажем, гетеросексуальный мужчина, если будет писать что-то о гей-клубе, отделит себя от его посетителей. А вот если он напишет что-то вроде «плакаты призывают нас к…» — у меня будут очень сильные сомнения в его 100% гетеросексуальности. Нормальный мужчина напишет обезличенно (если нужен нейтральный тон): «плакаты призывают к…».
Ну и опять смотрите: речь идет вовсе не о контроле («быть хозяином своего члена»), а именно о воздержании. Что противопоставляется невоздержанности, как не воздержание? То-то же.
Примечание: интересно, с каких это пор лысина является признаком импотенции? Это что-то новое в науке. См. тестостерон и т.д.
