— Почему вы думаете, что я не советовался с командиром Ивзом?
— Потому что ни один врач до сих пор этого не делал.
— А он, представьте, сам попросил обратить на вас особое внимание. Многое в вашем поведении его настораживало.
Такого удара Ульс не ожидал.
— Ах вот оно что… — только и смог вымолвить он.
— Не смею вас больше задерживать, — холодно бросил врач, поглощенный своими записями.
Если бы Вселенная вывернулась наизнанку и встала кверху дном, если бы колонисты организовали благотворительный базар в пользу нуждающихся разведчиков, а те, в свою очередь, отвергли бы начисто Принцип Гуманности, все равно Ульс не был бы так потрясен, как теперь.
Он хотел немедленно разыскать Ивза и потребовать объяснений. Но потом Ульс понял, что претензий к командиру иметь не может. Дружба дружбой, а служба службой.
Заметил сдвиги в психологии подчиненного — значит, должен посоветоваться с врачом. А будь Ульс предупрежден о грозящем ему диагнозе, уж, конечно, он держался бы настороже.
Медицинское заключение для комиссии вышло роскошное. Тут тебе и признаки жестокости, и неадекватная самооценка, и смещение ценностных ориентации, и перемежающаяся потеря выдержки, и повышенная лабильность, и даже ростки эгоцентризма. Словом, краше в гроб кладут. После такого диагноза третьим помощником на мусоровоз и то возьмут с опаской.
Впрочем, комиссия смилостивилась. Принимая во внимание заслуги и все такое, учитывая то и се, постановили дать 203-ю статью условно, с испытательным сроком в сто пятьдесят гал и временным переводом на работу, не связанную с разведслужбой. Естественно, под неусыпным врачебным контролем. Весьма мягко по сравнению с диагнозом, это уж Ивз постарался, выступая в роли адвоката. Он закопал, он же и выкопал. Настоящий друг, что и говорить.
На выбор предложили две работенки — или в службе досмотра, или пилотом второго класса на грузачах. Такой расклад. Ульс решил пойти в пилоты — все ж таки в космосе, не на одном месте.
Теперь, в гостиничном номере, такая тоска на него навалилась, такая злость обуяла, что хоть криком кричи.
И тогда Ульс решил попробовать излюбленное средство колонистов, чего никогда не позволил бы себе ни на задании, ни в отпуске. Но теперь ему было начхать на все запреты. Он вытащил из-под койки сумку с походным синтезатором, запрограммировал химический состав и концентрацию напитка. В считанные минуты аппарат нацедил стакан прозрачной, остро пахнущей дряни. Ульс проглотил ее залпом, поперхнулся. В глотку словно воткнули рашпиль. От жгучего вкуса и мерзкого запаха его едва не стошнило.
Ну и гадость, подумал он, валясь на койку, чтобы отдышаться.
Вскоре жжение сменилось ровным приятным тлением.
От теплого очага в желудке по телу растекалась истома.
Ожидаемого прилива сил, впрочем, не наступило. Насколько это пойло взвинчивало и веселило колонистов, настолько Ульса оно расслабило и погрузило в черную меланхолию.
На душе у бывшего разведчика стало еще гаже. Вспомнился последний разговор с Ивзом. После комиссии тот сразу подошел к Ульсу и отвел его в сторону.
— Я должен тебе кое в чем признаться, — начал командир. — Видишь ли, это я попросил врача отнестись к тебе с особым вниманием.
— Спасибо, я знаю.
— Тем лучше. Ты хочешь знать, почему я так поступил?
Ульс не ответил.
— Я не ожидал, что дело примет такой оборот.
Командир сделал паузу. Ульс молчал.
— Претензий служебного свойства я к тебе не имел и иметь не мог. Формально ты чист передо мной и перед уставом. Однако есть в тебе нечто такое, что давно меня настораживало. Я поделился своими сомнениями с врачом. И вот что вышло.
— Я не согласен с диагнозом, — процедил Ульс.
— Диагноз — еще полбеды. Врач ведь не знает тебя так хорошо, как я.
Повисло тяжелое молчание.
— Давай выкладывай, — не выдержал Ульс.
— Во-первых, у тебя полностью отсутствует чувство страха. Ты постоянно прешь на рожон. Когда от этого зависит твоя жизнь, это плохо. Но когда — жизнь других, кто тебя страхует или работает в паре с тобой, — это уже хуже некуда.
— Когда это и кого я подставлял вместо себя?! Ивз! Что ты говоришь?
— Ну вот, ты даже не понял, о чем речь.
