Однако обрести новую любовь оказалось делом непростым. Клим Ворошилов никогда не был обделен женским вниманием, и даже в свои сорок восемь имел, как говорят в Одессе, из чего выбирать. Но странное дело, несмотря на готовность многих подруг связать с ним свою судьбу, несмотря на то что многие из них были молоды и хороши собой, хозяйственны и надежны, полковник никак не мог найти среди них ту, которая заставила бы его сердце биться учащенно и счастливо. Он не отталкивал женщин. Но и не обещал им ничего серьезного. «Да, — думал Клим, — любовь не приходит согласно стратегическому плану и тактическому умению. Она нечаянно нагрянет…» И он успокоился бы на время, хорошо зная, что выжидательная тактика зачастую оказывается вернее, нежели стремительная, но в начале мая получил заказное письмо. Некий продюсер телевизионного канала, на котором полковник когда-то имел неосторожность быть зрителем ток-шоу и оставил свои анкетные данные, приглашал его принять участие в отборочном конкурсе кандидатов для очередной телеразвлекаловки. Клим воспринял предложение скептически, потом подумал, что ничего не теряет, а игра все же внесет некое разнообразие в его размеренно-скучную жизнь без смысла, и послал ответное письмо с согласием отдать себя на растерзание шоумейкерам или как они там называются… А двадцать шестого мая он уже сидел в офисе фирмы, которая в течение двух часов оформляет заграничные паспорта…
Викентий Колыхалов добивался права на участие в игре «2 + 1» долго, упорно, трудно. Он понимал, почему ему отказали на первом этапе отбора. Ни лицом, ни фигурой он не вышел, на покорителя женских сердец похож не был, хохмить не умел и вообще выглядел неудачником и невеждой, хотя последние два пункта действительности не соответствовали. Во всяком случае, на его взгляд. Ну и в самом-то деле! Во-первых, он никак не мог быть невеждой — этот приговор вынесла ему одна фифа-ассистенточка, совершенно не стесняясь присутствия Викентия, но ведь у него было два высших образования! Первое он получил на библиотечном факультете Академии культуры, правда, когда он заканчивал это заведение, оно называлось институтом, а в среде высокомерной публики и вовсе «кульком». Впрочем, получив диплом библиотекаря, Колыхалов заподозрил, что не так уж эта публика и не права. Он не был удовлетворен полученным образованием, хотя информации — полезной, а по большей части бесполезной — в его голове скопилось много. Но из института он не вынес почти никаких знаний из области лингвистики. А хотелось. Хотелось знать языки. Нормально, а не по вузовскому минимуму, с которым даже с проституткой в валютный бар пойти стыдно. Там ведь и бармены, и официантки на русском брезгуют заказы принимать… Викентий стал подбирать себе второй вуз — по душе и по карману. Однажды перед входом в метро какой-то долговязый бородатый субъект всучил ему рекламу частного учебного заведения под претенциозным названием Высшая школа мудрости и веры. Колыхалов с недоверием относился к частным вузам, которых нынче развелось видимо-невидимо, и тем более опасался вычурных названий, но текст рекламного буклета прочел внимательно. Взгляд его зацепился за строки, сообщающие об изучении иностранных языков. Их, если верить рекламе, в этом заведении изучали профессионально и углубленно под руководством зарубежных преподавателей, смешно называемых в современной рекламе «носителями языков». Викентий, когда видел где-нибудь в газете строчки о «носителях», всегда представлял смешную картинку: идут друг за другом широкоплечие граждане, и у каждого на плече — язык.
В новом заведении ему понравилось, языков изучали там аж четыре сразу, а платить за учение нужно было сущие пустяки. Правда, все остальные предметы на Викентия произвели странное впечатление. Например, философии здесь учили совсем не так, как в «кульке». Не нужно было читать учебники, где были указаны даты рождения и смерти великих мыслителей, а также названия произведений и их краткое содержание. Требовалось вгрызаться в суть и влезать в шкуру Фалеса, Парменида, Платона, Аристотеля, Декарта, Гегеля и прочих, дабы, в конце концов, уметь рассуждать точь-в-точь как они.