— Тогда, Нини-Мельница, — с еще большим изумлением проговорила Роза, — я уж ровно ничего понять не могу, честное слово.
— А дело очень просто… Я…
— Ага, понимаю… — прервала его молодая девушка. — Какой-нибудь господин предлагает мне через вас свою руку, сердце и еще кое-что в придачу!.. Что же было не сказать мне это сразу?
— Сватовство? Как бы не так! — отвечал Дюмулен, пожимая плечами.
— Значит, речь идет не о свадьбе? — с удвоенным удивлением продолжала Роза.
— Нет.
— А ваши предложения вполне честны, толстый апостол?
— Как нельзя более честны.
Дюмулен говорил правду.
— И мне не надо будет изменять Филемону?
— Не надо.
— И не надо хранить кому-либо верность?
— Абсолютно.
Роза явно растерялась. Затем продолжила:
— Надеюсь, что вы не принимаете меня совсем за дуру?.. Довольно шутить!.. Могу ли я поверить, что мне предлагают жить как герцогине… ради моих прекрасных глаз?.. Если мне будет позволено так выразиться, — скромничая, заметила плутовка.
— Ну, это-то вам будет позволено!
— Но, однако, должна же я буду за все это чем-нибудь платить? — допрашивала все более и более заинтригованная девушка.
— Решительно ничем.
— Ничем?
— Ни-ни.
— Ни вот столько?
— Ни вот столько.
И Нини прикусил кончик ногтя.
— Что же я должна буду делать?
— Наряжаться, веселиться, нежиться, кататься в карете… Как видите, не трудно… да еще доброе дело сделаете!
— Живя герцогиней?
— Ну, да. Однако не спрашивайте меня больше… Я ничего не могу сказать… А лучше решайтесь скорее… тем более что силой вас держать не будут. Попробуйте… Понравится так жить — хорошо, а нет — так вернетесь под кров Филемона!.
— Пожалуй…
— Попробуйте… Риска никакого нет.
— Положим, что так. Только я никак не могу этому поверить… а потом не знаю, должна ли я…
В это время Нини-Мельница подошел к окну, отворил его и сказал подбежавшей Розе:
— Поглядите-ка… у ворот…
— Какая хорошенькая коляска! Как в ней, должно быть, приятно сидеть!
— Эта коляска ваша. Она вас ждет.
— Как ждет? — воскликнула девушка. — Я должна, значит, решиться сейчас?
— Или никогда.
— Сегодня?
— Сию минуту.
— Куда же вы меня повезете?
— А откуда я знаю!
— Вы не знаете?
— Не знаю… — Дюмулен снова говорил правду. — Но кучер знает.
— Сознайтесь, Нини… что это все довольно забавно.
— Я думаю!.. Если не было бы забавно, так не было бы и веселья!
— Правда!
— Значит, вы согласны. Отлично. Очень рад и за вас и за себя.
— За себя?
— Ну, да… Вы мне оказываете большую услугу!
— Каким образом?
— Не все ли равно? Но я ваш должник!
— Что верно, то верно.
— Ну, что же?.. Едем?
— А что в самом деле… Не съедят же меня там! — решительно произнесла Пышная Роза.
И она, припрыгивая, достала розовую, как ее щеки, шляпку-биби, подошла к треснутому зеркалу и кокетливо надела ее немножко набок, на светлые бандо своих волос; оставляя открытой белую шею и затылок, где начинались шелковистые корни густого шиньона, шляпка придавала ее хорошенькому лицу если и не слишком вольное, то, во всяком случае, резвое выражение.
— Плащ! — приказала она Дюмулену, который, заручившись ее согласием, чувствовал, что у него гора свалилась с плеч.
— Фи, какая гадость — плащ! — проговорил, он, доставая из последнего оттопыренного кармана большую кашемировую шаль и набрасывая ее на плечи девушки.
— Кашемир!!! — воскликнула с восторгом Роза, краснея от неожиданной радости. — Решено! — с геройской отвагой прибавила она. — Иду на риск!
И она легко сбежала с лестницы, сопровождаемая Дюмуленом.
Торговка углем и зеленью стояла у дверей своей лавочки.
— Здравствуйте, мадемуазель! Раненько сегодня поднялись… — сказала она.
— Да, матушка Арсена. Вот мой ключ.
— Хорошо, мадемуазель.
— Ах, что я вспомнила! — воскликнула Роза.
И, отведя в сторону Дюмулена, шепнула:
— А как же Филемон?
— Филемон?
— Ну, да! Если он вернется?
— Эх, черт! — воскликнул Нини, почесывая за ухом.
— Что же сказать Филемону, если он вернется и не застанет меня? Долго ли меня там продержат?
— Я думаю, три-четыре месяца.
— Не дольше?
— Не думаю.
— Ну, так ладно.
И, вернувшись к матушке Арсене, Роза, не долго думая, заявила:
— Матушка Арсена, если Филемон вернется… скажите, что я ушла по делу…
