Холод разбудил меня, и сквозь рассеивающийся сумрак я увидел в оконной раме белый снег, блеклое полотно, неисписанный лист бумаги. Удивительно, что все это, хоть и сыграло столь важную роль в моей жизни, вспоминалось потом лишь изредка, как бы во сне. Вообще же я постарался поскорее выкинуть это из головы и дальше жить, как положено, — с бодрствующим сознанием.
Той ночью я видел Доротею в последний раз: время детства закончилось.
29
Проснулся я рано. Старый нищий еще спал, я же тихонько оделся и покинул это мрачное пристанище.
Свежий снег, подобно одеялу, лежал на большой площади Станислава, воздух был прохладен и чист. Я чувствовал себя бодро, как после кровопускания. Проникновение в сферу беззакония не менее поучительно, чем первое любовное приключение или первый бой; общим для этих ранних форм жизненного опыта является то, что поражение, которое терпит человек, пробуждает в нем новые и более мощные силы. Мы рождаемся чересчур дикими, а исцелить такое лихорадочное брожение в наших душах можно лишь горьким напитком.
Тем не менее еще долго чувствовал я, что ощущение собственной свободы во мне повреждено, и предпочитал не касаться темы побега из дому, будто она была медленно заживающей раной. «Жить, как ему хочется, может каждый», — гласит известное изречение[42]; правильней было бы сказать: жить, как ему хочется, не может никто.