Лишний вес, который она набрала во время беременности, никуда не делся после выкидыша. Она стала угрюмой, одевалась во все темное и ела много шоколада. Заметную часть времени я тратил на то, чтобы избегать ее.
Одно из моих любимых развлечений - гаражные распродажи. Обожаю, сидя за рулем машины, составлять маршруты с помощью карты города и газетных объявлений. Иногда я оказывался в уголках города, о существовании которых прежде и не подозревал. Что-то вроде приключений на собственном заднем дворе.
Как-то в субботу, ускользая от жены, я наткнулся на дворовую распродажу, которая резко изменила мою жизнь. Возможно, вы решите, что я шучу, но я абсолютно серьезен.
В газете распродажа не упоминалась, и даже самодельные объявления о ней не были прикноплены к деревьям и телефонным столбам. Просто куча всякого старого хлама была сложена во дворе старого двухэтажного дома. Возле ворот на складном стуле сидел позевывающий молодой человек.
В этом районе я вообще-то бывал редко, но мое внимание привлекли два чучела сов, увенчивавшие кучу поношенной одежды. Старый дом, как и большинство на этой улице, в начале века принадлежал зажиточной семье. Теперь он нуждался в капитальном ремонте.
- Э... вещи ваши? - спросил я позевывающего молодого человека.
Он оторвался от замусоленного романа Стивена Кинга в бумажной обложке и безразлично пожал плечами.
- Можно и так сказать. Собственно, это дерьмо моего дяди. Он перекинулся пару месяцев назад.
- Примите мои соболезнования.
Молодой человек опять пожал плечами.
- Я даже не знал, что он еще жив, пока он не умер и не оставил мне эту развалюху.
- А!
- Я здесь на сегодня-завтра, чтобы продать этот хлам, прежде чем передам дом фирме по продаже недвижимости. Они думают, что смогут продать его для перестройки в многоквартирный дом.
Я неопределенно буркнул и начал копаться в пирамидах заплесневелых картонок и позеленелых кофров. В груде рваных номеров "Фейт" и "Кэт фэнси" я нашел несколько книг в кожаных переплетах, в большинстве - латинских. Если судить по пропыленности, им было по меньшей мере сто лет.
Еще я нашел сундук, полный банок с заспиртованными новорожденными акулами, взрослыми гадюками, кальмарами разных подвидов и несколькими собачьими эмбрионами с ярко выраженными уродствами. Я обнаружил группу лягушек-быков в кукольных сомбреро и с миниатюрными гитарами в лапах. Нашлась заржавевшая астролябия, надтреснутый пестик и несколько ящиков со стеклянными колбами причудливых форм, которыми обставляются лаборатории сумасшедших ученых во второразрядных фильмах. У дядюшки наследника вкусы были явно эклектическими.
- А фамилия вашего дяди? - спросил я, не без труда подняв чучело юного аллигатора, облаченное в маленькие плавки и прикрепленное к миниатюрной доске для серфинга.
- Дрейден, - ответил молодой человек, не отрываясь от книги.
Я вспомнил, что читал в газете статью про какого-то Дрейдена, отшельника, жившего в старинном доме в обществе нескольких кошек. Когда он наконец умер, прошло полмесяца, прежде чем полиция об этом узнала. Когда они взломали дверь, оттуда выскочили кошки и разбежались, кто куда. Труп старика оказался сильно изгрызенным.
Я поднял глаза - как раз вовремя, чтобы увидеть, как по крыше гаража рядом прокралась трехцветная кошка - запаршивевшая и худющая. Глаза у нее были желто-зелеными и одичалыми. Я, поежившись, продолжал копаться в вещах покойного мистера Дрейдена.
Она лежала в старом длинном деревянном ящике, завернутая в выцветшую желтую папиросную бумагу, будто хрупкие елочные украшения, которые моя мать привезла из Германии, когда я был ребенком.
Я с самого начала знал, что она женщина. Не скажу точно, откуда я это знал, но знал. Я опустил руку в ящик и дрожащими пальцами погладил ее череп, гладкий, как отполированная слоновая кость. Пустые глазницы смотрели на меня снизу вверх, позволяя свободно заглянуть внутрь ее черепа.
Это изысканное приобщение к тайне напомнило мне папиросную тонкость перегородок в раковинах наутилусов, которые продаются во флоридских ловушках для туристов.
