Байрон очень справедливо сказал, что порядочному человеку нельзя жить более тридцати пяти лет. Да и зачем долгая жизнь?., что будет пользы, если я проживу не десять, а пятьдесят лет, кому нужна моя жизнь, кроме моей матери, которая сама очень ненадежна? (А. И. Герцен, 1, 2, 4)
Человек растет, растет, складывается и прежде, нежели замечает, идет уже под ropy. Вдруг какой-нибудь удар будит его, и он с удивлением видит, что жизнь не только сложилась, но и прошла. Он тут только замечает тягость в членах, седые волосы, усталь в сердце, вялость в чувствах. Помочь нечем. Узел, которым организм связан и затянут, – личность – слабеет… Безличная мысль и безличная природа одолевают мало-помалу человеком и влекут его безостановочно на свои вечные, неотвратимые кладбища логики и стихийного бытия… (А. И. Герцен, 4, 1)
Пока человек идет скорым шагом вперед, не останавливаясь, не задумываясь, пока не пришел к оврагу или не сломал себе шеи, он все полагает, что его жизнь впереди, свысока смотрит на прошедшее и не умеет ценить настоящего. Но когда опыт прибил весенние цветы и остудил летний румянец, когда он догадывается, что жизнь, собственно, прошла, а осталось ее продолжение, тогда он иначе возвращается к светлым, к теплым, к прекрасным воспоминаниям первой молодости. (А. И. Герцен, 9, 1, 3)
Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед. (А. И. Герцен, 9, 1, 7)
Но по какому праву мы требуем справедливости, отчета, причин? – у кого? – у крутящегося урагана жизни?.. (А. И. Герцен, 9, 2, 18)
Не проще ли понять, что человек живет не для совершения судеб, не для воплощения идеи, не для прогресса, а единственно потому, что родился, и родился для (как ни дурно это слово) – для настоящего, что вовсе не мешает ему ни получать наследство от прошедшего, ни оставлять кое-что по завещанию… Все великое значение наше, при нашей ничтожности, при едва уловимом мелькании личной жизни, в том-то и состоит, что, пока мы живы, пока не развязался на стихии задержанный нами узел, мы все-таки сами, а не куклы, назначенные выстрадать прогресс или воплотить какую-то бездомную идею. Гордиться должны мы тем, что мы не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории… Мы знаем, что ткань эта не без нас шьется, но это не цель наша, не назначенье, не заданный урок, а последствие той сложной круговой поруки, которая связывает все сущее концами и началами, причинами и действиями. (А. И. Герцен, 9, 6, 9, 5)
Зачем все живет? Тут, мне кажется, предел вопросам; жизнь – и цель, и средство, и причина, и действие… Жизнь не достигает цели, а осуществляет все возможное, продолжает все осуществленное, она всегда готова шагнуть дальше – затем, чтоб полнее жить, еще больше жить, если можно; другой цели нет. (А. И. Герцен, 12, Consolatio)
Бывают точно времена
Совсем особенного свойства.
Себя не трудно умертвить,
Но, жизнь поняв, остаться жить —
Клянусь, немалое геройство!
(А. Н. Майков, 4)
Чернь дивиться будет твоим титлам, а умные люди, примечая твои злочинства, не только тебя презирать будут, но и совсем забудут древнюю славу твоего рода.
(А. Д. Кантемир, 1, 2)
…Кто в свете сем родился волком,
Тому лисицей не бывать.
(М. В. Ломоносов, 5)
Всякому городу нрав и права;
Всяка имеет свой ум голова…
(Г. С. Сковорода, 1, 10)
Известно, наконец, также и то, что о нравственных действиях другого не всегда по внутренней их доброте, но по внешней, чувствам их в противном виде представляющихся, рассуждают обыкновенно. (Д. С. Аничков, 2)
Не лучше ль менее известным,
А более полезным быть…
(Г. Р. Державин, 15)
Он не любил никого и никем любим не был, ибо тот, кто любит одного себя, недостоин быть любимым от других. (Д. И. Фонвизин, 2)
Я столько свет знаю, что мне стыдно чего-нибудь стыдиться. (Д. И. Фонвизин, 6, «Письмо от Стародума»)
…Истинно честному человеку надлежит быть полезным обществу во всех местах и во всяком случае, когда только он в состоянии оказать людям такое благодеяние. (И. А. Крылов, 1, 24)
Итак, не лучше ли быть первым между скотами, нежели последним между людьми?
