– Что ты несёшь?
– Ты, Михай, ничему не веришь, а зря. Ночь – время лукавого! На равнинах он свой. В реках – свой. Есть и в горах. Я даже его вопли слышал, но тебе всё это – вой ветра. Не найдём мы лодочника, потому что они уверены, что ночью в воде резвится нечисть.
– Не захотят перевезти – не надо! Мы у них лодку купим.
– Даже разговаривать не станут! Кто ночью войдёт в воду? Только тот, у кого бесовская душа! И ты решил, что кто-то с нами станет торговаться? Селяне примут нас за нечисть. Ещё и рогатину в бок схлопочем по недоразумению.
– Как же у вас всё сложно! – вздохнул Смородин. – Стефан, как хочешь, но нам нужно на тот берег! Я слушаю твои предложения?
– Тут и думать нечего – будем ждать до рассвета. А с первыми лучами солнца выйдут и лодочники.
– Ну уж нет! Так мы вечно будем в догоняющих. Давай пройдёмся вдоль берега, может где удастся сорвать лодку с привязи.
Миша спрыгнул с брёвен на покрытую тиной тонкую полоску прибрежного песка и направился к столбу с небольшой шлюпкой, покрытой толстым слоем смолы. Оглянувшись на заросли кустов напротив, он заметил спрятанное весло. Вставив короткое древко в кольцо с цепью, Смородин попытался вырвать его из бревна, но в ответ лишь раздался треск весла.
– Ценят в Дубровке собственный транспорт, – заметил он Стефану. – Пошли ещё поищем.
Но и дальше продолжалась та же картина. И как показалось Мише, чем хуже была лодка, тем толще цепь держала её у причала.
Вскоре берег с выстроившимися вдоль столбами исчез, погрузившись во тьму. Волны тихо плескались у ног, покачивая едва различимые контуры лодок. Безлунная ночь наполнялась чернотой всё плотней и плотней, скрывая склонившиеся над рекой ивы непроницаемой стеной. Лишь одинокий огонь упрямо горел на том берегу, словно зовущая на подвиг звезда.
Смородин долго смотрел на его мерцающий свет, затем спросил:
– Что это?
– Да мало ли! Кто-то костёр забыл загасить, или наоборот, разжёг, чтобы согреться. Ночь-то какая сырая!
Вдруг вдалеке, где-то на середине реки, что-то с шумом плюхнулось в воду. Стефан тут же перешёл на шёпот и добавил:
– А скорее, что это нечисть к себе подманивает. Слышишь, плещется? Это она на охоту вышла.
– Не мели ерунду. Рыба играет.
– Может, и рыба, а может, и ещё кто-то. Но до рассвета на тот берег дорога нам точно заказана.
Миша молча прошёл ещё пару десятков метров вдоль вставших стеной камышей, пока не наткнулся на перегородившее тропинку бревно. По всей видимости, кто-то собирался врыть его в землю и сделать ещё одно швартовочное место. Но пока оно бесхозно лежало и ожидало своего часа, наполовину скрывшись в воде. Смородин упёрся ногой в спиленный край, толкнул, и бревно поддалось, легко скользнув по выброшенной тине.
– Я на тот берег, – сказал он еле различимому в темноте Стефану. – Я так понимаю – на тебя не рассчитывать?
От такого предложения боцман едва не задохнулся.
– Да ты что! И сам не поплыву и тебя не пущу! Это же надо до такого додуматься? Здесь от берега до берега больше километра. На лодке грести не меньше часа, а ты вплавь собрался?
– Жди нас здесь. – Смородин навалился на бревно и вошёл в воду. – Если к утру не вернёмся, уходи на базу.
– Флагман Михай, я всегда знал, что ты помешавшийся сумасшедший. Но нельзя же так играть с судьбой, словно с волками – кто кого перевоет? Да подожди ты! – Увидев, что Смородин его не слушает, Стефан бросился следом, но лишь вода поднялась ему выше колен, он замер и жалобно взмолился. – А как же я? Я ведь плаваю, всё равно что наковальня! Больше нашего деревенского пруда никогда ничего не переплывал. Так в нём даже коровам было по колено!
– Жди здесь! – отрезал Миша. – Спрячься и наблюдай за берегом. Если утром увидишь засаду – дай нам знать.
– Ага! – легко согласился Стефан. – Это я смогу. Если чего, я выше на склоне огонь разожгу.
– Огонь, так огонь. – Смородин навалился на бревно и подтянул под грудь весло. – Только не проспи.
Отплыв от берега, он почувствовал, как его подхватило течение и потащило вдоль камышовых зарослей с плантациями кувшинок. Холодная вода завертелась вокруг водоворотами, волны накрыли с головой, и тогда Смородин полез на вращающееся бревно, пытаясь его оседлать. Мешали потяжелевшие ботинки, а ещё больше шпага.
